|
- Как хотите! - ответил Мегрэ. И, сопровождаемый инспектором, он перешел с теневой стороны улицы на солнечную, в то время как длинный силуэт Эрнестины удалялся по направлению к бистро. Было десять минут третьего. Если только зубной врач не уехал отдыхать, то, согласно расписанию на медной пластинке, он должен находиться в своем кабинете, ожидая больных. Справа от калитки Мегрэ заметил электрический звонок, нажал кнопку, и дверь автоматически открылась. Они пересекли садик, подошли к дому и на дверях увидели еще одну кнопку звонка. Эта дверь уже не открывалась автоматически. Слышно было, как прозвенел звонок, но никто не торопился впускать их. Они прислушались и с понимающим видом переглянулись; было ясно, что кто-то стоял по другую сторону двери. Наконец чья-то рука сняла цепочку, щелкнул замок и дверь чуть-чуть приотворилась. - Вы назначены на прием? - Мы хотели бы поговорить с доктором Серром. - Он принимает только по записи. Щель в дверях не увеличивалась, и сквозь нее с трудом можно было разглядеть худое лицо старухи. - Судя по надписи на табличке... - Табличка эта двадцатипятилетней давности. - Не угодно ли вам будет передать вашему сыну, что его хочет видеть комиссар Мегрэ? Еще небольшая пауза, и дверь отворилась. Они попали в широкий коридор, выложенный черными и белыми плитками, напоминавшими приемную монастыря, а старой женщине, пропустившей их вперед, вполне подошла бы монашеская одежда. - Прошу прощения, господин комиссар, но мой сын не очень заинтересован в случайной клиентуре. Нельзя сказать, чтобы старуха была несимпатичной. Напротив - в ней было какое-то удивительное изящество и держалась она с достоинством. - Пожалуйста, входите! Мне придется попросить вас немного обождать. Вот уже несколько лет, как у моего сына появилась привычка, особенно летом, отдыхать после завтрака. Если вам будет угодно - пройдите сюда... Она открыла ведущую налево двустворчатую дверь из вощеного дуба, и Мегрэ снова показалось, что он в монастыре или даже скорее в богатом доме священника. Вплоть до запаха, тонкого и таинственного, который ему что-то напоминал, - он пытался вспомнить, что именно. В гостиную, куда их проводили, свет проникал лишь через щели ставен, и после царившей на улице жары им показалось, будто они попали в прохладную ванну. Уличный шум сюда не доходил, и сразу создавалось впечатление, что вот уже больше века в доме ничего не менялось, мягкие кресла, круглые столики, пианино и фарфор всегда стояли на том же месте. Вплоть до увеличенных фотографий в черных деревянных рамках, висевших на стене и напоминавших снимки времен Надара {псевдоним Феликса Турнашона (1820 - 1910), известного французского журналиста, открывшего в Париже первый салон художественной фотографии и достигшего в искусстве портрета высокого мастерства}. Над камином - портрет какого-то господина с густыми бакенбардами, шея которого была туго стянута воротничком старомодного фасона, а на противоположной стене - портрет женщины лет сорока, причесанной на прямой пробор и походившей на императрицу Евгению. Старая дама, портрет которой тоже мог бы висеть здесь в такой же рамке, не покидала их. - Мне не хотелось бы показаться нескромной, месье комиссар, но у моего сына нет от меня секретов. Мы с ним еще никогда не разлучались, хоть ему перевалило за пятьдесят. |
