|
- Сколько их было? - Один сундук и два кожаных чемодана. И еще шкатулка с драгоценностями и несессер с туалетными принадлежностями. - Эжени ушла от вас во вторник в пять часов, как обычно? - Да, как обычно. Простите мое волнение, но мне впервые в жизни приходится отвечать на подобные вопросы, и признаюсь... - Ваш сын выходил из дому в этот вечер? - Что вы имеете в виду под словом "вечер"? - Допустим, незадолго до обеда. - Он, как обычно, ходил на прогулку. - Вероятно, пошел выпить аперитив? - Он не пьет. - Никогда? - Нет. Ничего, кроме стакана вина, разбавленного водой, во время еды. Во всяком случае, уж не ту гадость, которую называют аперитивом. Буасье, чинно сидевший в своем кресле, казалось, втягивал в себя запах аниса, все еще сохранившийся на его усах. - Как только он вернулся, мы сразу уселись за стол. Он всегда совершает одну и ту же прогулку. Эта привычка осталась у него с тех пор, как мы держали собаку, которую нужно было выводить в одно и то же время. Ну и, конечно, он привык. - У вас теперь нет собаки? - Нет, уже четыре года. С тех пор как умер Биби. - И кошки нет? - Нет. Моя невестка терпеть не могла кошек. Вот видите! Я невольно говорю о ней в прошедшем времени. Ведь мы воспринимаем теперь этот период как прошлое. - Вы сели за стол втроем? - Мария спустилась в столовую в ту минуту, когда я стала разливать суп. - За обедом не произошло никакой ссоры? - Нет. Обед прошел в полном молчании. Я понимала, что, несмотря ни на что, Гийом взволнован. С первого взгляда мой сын может показаться человеком холодным, но в действительности он крайне чувствительный. Когда ты прожил с женщиной свыше двух лет... Мегрэ и Буасье ничего не услышали. Но у старухи слух был тонкий. Она наклонила голову, словно прислушиваясь. И тут же оплошала: Мегрэ сразу понял и, поднявшись, направился к двери и отворил ее. За дверью стоял человек, который и в самом деле был выше, шире в плечах и толще комиссара. Вид у него был довольно смущенный: должно быть, он уже какое-то время подслушивал разговор в гостиной. Его мать не солгала, когда сказала, что он отдыхает. Редкие растрепанные волосы прилипли ко лбу, ворот белой рубашки расстегнут. На ногах вышитые домашние туфли. - Входите, месье Серр, - сказал Мегрэ. - Прошу прощения. Я услышал шум и подумал... Он говорил не торопясь, медленно переводя тяжелый взгляд с одного на другого. - Это господа из полиции, - объяснила ему мать, вставая. Он ничего не спросил, снова оглядел их и стал застегивать рубашку. - Мадам Серр сказала нам, что ваша жена уехала позавчера. На этот раз он, нахмурив брови, посмотрел на старую даму. Хотя его грузное тело казалось мягким, как и лицо, но в отличие от многих толстяков в нем не чувствовалось легкости. Кожа у него была матовая, очень бледная, в ушах и ноздрях виднелись пучки волос, а брови были огромные и кустистые. - Чего, собственно говоря, хотят от меня эти господа? - спросил он. - Не знаю. |
