Изменить размер шрифта - +
В левой руке молодая женщина держала палитру, в правой - кисть. Ее черные глаза с любопытством смотрели на комиссара.
     - Я много слышала о вас, господин Мегрэ. Рада познакомиться с вами.
     Отложив кисть, она вытерла руку о свой белый халат, оставив на нем зеленые пятна.
     - Надеюсь, вы не знаток живописи. Если да, то, умоляю вас, не смотрите на мою мазню.
     Это и впрямь было неожиданно. После стольких шедевров, которыми увешаны стены этого дома, Мегрэ увидел перед собой полотно, испещренное бесформенными пятнами.

РИСУНКИ НА СТЕНЕ

     В этот миг что-то изменилось вокруг. Мегрэ почувствовал это сразу, хотя и не мог бы сказать, что именно. Все вокруг будто слегка сдвинулось с привычных мест, поменяло обличье. По-иному зазвучали слова, новый, скрытый смысл обрели жесты и движения хозяев. Быть может, причиной тому была молодая женщина в ее необычном одеянии, а быть может, странная обстановка ателье.
     В огромном камине из белого камня, потрескивая, пылали поленья, языки пламени напоминали пляшущих домовых.
     Теперь комиссар понял, почему занавеси в ателье, которое просматривалось из окон Маринетты Ожье, были почти всегда задернуты. Комната была застеклена с двух сторон, что позволяло выбрать нужное освещение.
     Шторы из черного выцветшего плотного репса сели от частой стирки и слегка расходились посередине.
     Все здесь казалось неожиданным. Особенно бросились в глаза Мегрэ обе поперечные стены - чисто выбеленные и совершенно голые - и языки пламени в камине, занимавшем добрую половину одной из них.
     Когда он вошел, мадам Йонкер стояла с кистью у мольберта - значит, балуется живописью. Но почему же не видно ее картин на стенах? Почему они не лежат на полу или не стоят по углам, приставленные друг к другу, как это обычно бывает в ателье художников? Нет, ничего нет - ни на стенах, ни на отлакированном паркете. Около мольберта на изящном круглом столике - тюбики с красками. Чуть поодаль другой столик из светлого дерева - кажется, первый в этом доме предмет обихода, не имеющий музейной ценности. На нем навалом склянки, жестянки, тряпки. Ну, что тут еще есть? Два старинных шкафа, стул, кресло с полинявшей обивкой.
     Мегрэ все еще не мог понять, что именно его здесь встревожило, но был готов к любым сюрпризам. Слова голландца, обращенные к жене, заставили его еще больше насторожиться:
     - Комиссар пришел не для того, чтобы любоваться моей коллекцией. Как ни странно, он хочет потолковать с нами о ревности. Его, видишь ли, удивляет, что не все женщины ревнивы.
     Это могло сойти за банальность, произнесенную в столь свойственном Йонкеру ироническом тоне, но Мегрэ понял, что голландец подает жене сигнал, и мог бы поклясться, что та едва уловимым движением век дала понять, что приняла это к сведению.
     - У вас ревнивая жена, господин Мегрэ? - спросила она.
     - Признаться, она еще не давала мне повода подумать над этим.
     - Наверное, через ваш кабинет проходит много женщин?
     Может ли это быть! Ему показалось, что и эти слова - сигнал, но только адресованный ему.
     Он постарался припомнить, не приходилось ли ему встречаться с этой женщиной на Кэ-дез-Орфевр. Их взгляды встретились. На ее прекрасном лице застыла вежливая улыбка хозяйки дома, принимающей гостей. Но ему казалось, что в огромных черных глазах с трепещущими ресницами он вот-вот прочтет что-то совсем иное.
     - Вы ведь француженка? - спросил Мегрэ.
     - Норрис вам уже об этом сказал? Вопрос прозвучал совершенно естественно.
Быстрый переход