|
Инспектор не мог сказать, когда она появилась. Возможно, с самого начала, с той минуты, когда они вчера приехали на набережную и вошли в бистро Каласов. Мегрэ действовал как обычно и делал то, что должен был делать, но во всем этом ощущался недостаток убежденности, непривычный для работавших с ним инспекторов. Казалось, он действует как бы машинально. Вещественные улики его почти не интересовали, и он был поглощен какими-то мыслями, о которых никому не сообщал. В особенности это было заметно здесь, в кафе, когда он обращался к г-же Калас или украдкой наблюдал за ней. Казалось, он забыл о жертве и расчлененный труп не имеет в его глазах особой важности. Он почти не уделял внимания Антуану и должен был делать усилие, чтобы выполнять свои профессиональные обязанности. - Позвони Комельо. Предпочитаю, чтобы это сделал ты. Расскажи ему покороче о том, что произошло. Может быть, и лучше, что он подпишет постановление на арест мальчишки. Он так или иначе это сделает. - А она? - спросил инспектор, указывая на женщину. - Мне бы не хотелось ее трогать. - А если он будет настаивать? - Пусть действует, как хочет. Он начальник. Мегрэ говорил обычным голосом, и те, о ком шла речь, слушали его. - Вы хорошо сделаете, если поедите чего-нибудь, - посоветовал он г-же Калас. - Возможно, вас скоро прикажут увести. - Надолго? - Пока вы будете нужны следователю. - Я буду ночевать в тюрьме? - Скорее всего в доме предварительного заключения. - А я? - спросил Антуан. - Ты тоже. Мегрэ добавил: - Но не в одной камере. - Хочешь есть? - спросила парня г-жа Калас. - Нет. Она все же пошла на кухню, но только для того, чтобы выпить еще глоток коньяка. Вернувшись, осведомилась: - Кто будет стеречь дом это время? - Никто. Не беспокойтесь. За ним присмотрят. Первый раз в жизни Мегрэ встретил человека, которого он не понимал. Ему приходилось сталкиваться с ловкими женщинами, которые долго упорствовали, не желая выдавать себя. Однако каждый раз он с самого начала знал - последнее слово будет за ним. Там был просто вопрос времени, терпения и воли. С г-жой Калас все обстояло иначе. Он не мог отнести ее ни к одной известной ему категории. Он не стал бы возражать, если бы ему сказали, что она хладнокровно убила мужа и сама расчленила тело на своем кухонном столе. Но он не возражал бы также, если бы его стали уверять, что она ничего не знает о судьбе мужа. Она была в двух шагах от него, худая и увядшая, в темном платье, висевшем на ней, как старая оконная занавеска, она была реальным человеком, из плоти и крови, с отблеском напряженной внутренней жизни в темных глазах, и, однако, в ней было что-то нематериальное, неуловимое. Знала ли она сама, что производит такое впечатление? Возможно, и знала, если судить по тому, с каким хладнокровием и, может быть, иронией она, в свою очередь, смотрела на комиссара. Отсюда и проистекала та внутренняя скованность, которую почувствовал в нем Лапуэнт. Полицейское расследование становилось единоборством между Мегрэ и этой женщиной. Все, что не имело к ней прямого отношения, весьма мало занимало комиссара. |
