Изменить размер шрифта - +
Затем составил отчет, который, естественно, должен был быть вручен комиссии.
     Мегрэ показалось, что он начинает понимать.
     - Заключение было неблагоприятным?
     - Подождите. Когда премьер-министр рассказывал мне об этом деле, он уже отдал распоряжение о розыске отчета в парламентских архивах. Само собой разумеется, что этот отчет должны были обнаружить в бумагах комиссии. Но, как выяснилось, там не нашли не только самого отчета, но исчезла также часть протоколов. Вы понимаете, что это значит?
     - Что кое-кто заинтересован, чтобы он не был опубликован.
     - Прочтите вот это.
     Это была еще одна заметка из "Молвы", тоже короткая, но не менее угрожающая.
     "Настолько ли могуществен Артюр Нику, чтобы помешать отчету Калама увидеть свет?"
     Мегрэ слышал это имя, как и сотни других. Он часто встречал название фирмы "Нику и Совгрен", когда речь шла о строительстве - дорог, мостов или плотин.
     - Постройкой Клерфона занималась фирма "Нику и Совгрен"?
     Мегрэ начинал жалеть о том, что пришел сюда. Он испытывал к Огюсту Пуану естественную симпатию, но история, которую он услышал, была ему неприятна так же, как если бы при нем женщине рассказывали неприличный анекдот.
     Мегрэ пытался догадаться, какую роль Пуан мог играть в этой трагедии, стоившей жизни ста двадцати восьми детям. Еще немного, и он напрямик задал бы вопрос: "Какова ваша роль в этом деле?"
     - Он догадывался, что за люди были причастны к этому. Политические деятели. Притом высокопоставленные.
     - Я постараюсь поскорее закончить рассказ. Премьер-министр попросил меня предпринять тщательные поиски в архивах моего министерства. Ведь Национальная школа дорог и мостов подчиняется непосредственно министерству общественных работ. Очевидно, у нас где-то должна была, храниться хотя бы одна копия отчета Калама.
     Снова прозвучали сакраментальные слова "отчет Калама".
     - И вы ничего не нашли?
     - Ничего. Совершенно напрасно были перерыты, даже на чердаках, тонны пыльных бумаг.
     Мегрэ почувствовал себя неуютно и заерзал в кресле. Это не укрылось от его собеседника.
     - Вы не любите политику?
     - Да, не люблю.
     - Я тоже. Как ни странно это звучит, но двенадцать лет назад я выставил свою кандидатуру на выборах, чтобы бороться против такой грязной политики. И когда три месяца назад мне предложили портфель министра, я дал себя уговорить с единственной надеждой внести немного чистоты и порядочности в общественные дела. Мы, моя жена и я, - простые люди. Вы видите, какую квартиру мы занимаем во время сессий парламента.
     Это больше похоже на пристанище холостяка. Моя жена могла бы остаться в Ла-Рош-Сюр-Йон, где у нас свой дом, но мы не привыкли жить отдельно.
     Пуан говорил совершенно естественно, без всякой сентиментальности в голосе.
     - С тех пор, как я стал министром, мы официально живем при министерстве, на бульваре Сен-Жермен, но прибегаем к этому убежищу как можно чаще. Особенно по воскресеньям.
     Но это все неважно. Если я вам звонил из автомата, как вам, должно быть, сказала ваша жена, - если не ошибаюсь, у нас жены одной породы, - то это потому, что мой телефон, как я подозреваю, поставлен на подслушивание. Убежден, что все мои разговоры как из министерства, так и из квартиры где-то записываются.
Быстрый переход