— Никакого дневника не было, мистер Говард.

— Что значит… что значит «не было»? Может быть, вы не заметили?

— Спальню тщательно обыскали. Дневник вам тоже померещился, как и пароход «Ханда»? Вы страдаете душевными расстройствами? В Лигеплаце свидетельствовали, что вы много пили…

— Что? Нет, нет, я не…

— То есть вы отдаете себе отчет в своих действиях? Почему вы уехали из Лигеплаца?

— Я же сказал — Сулла хотела работать у моего…

— Но вы с отцом расстались не лучшим образом, не поддерживали связь с самого отъезда, а потом, по свидетельствам, услышав об убийстве мистера Штольца и его супруги собрали вещи и уехали, оставив оплату за простой комнаты.

— Послушайте, я вообще не особенно следил за новостями, просто мне показалось что это удачный повод помириться с отцом…

— Но вы, прибыв сюда не проявили особого рвения в примирении, более того, позволили себе выходку с женщиной… сомнительной репутации.

— Я переоценил отцовские чувства этого человека и свое желание мира. Вас наши семейные дела не касаются.

— Ошибаетесь, мистер Говард. Лигеплац охвачен паникой. Клирики обеих стран говорят об этом не замолкая. Да будет вам известно, вас уже окрестили орудием Спящего. Говорят, что Он так пытается избавиться от того, что мешает Его сну — ему снится убийца нечестивцев, осквернивших саму идею Его творений. Как вы думаете, каких масштабов может достигнуть этот бардак?

— Послушайте, я никого не убивал. Я сопереживаю убитым и соболезную их семьям, но…

— Ваш брат, мистер Говард — серийный убийца, вырезавший из женщин сердца на живую. Сразу после второго убийства вы бежите из города. Кайзерстат требует вас. Альбион не может вас выдать… сейчас. Мы пока не можем вас пытать, и пока не можем вас повесить. И не можем позволить, чтобы вас пытали и вешали в Кайзерстате. Что же нам с вами делать, мистер Говард?

— Ищите убийцу. Если это и правда маньяк — он не остановится, а вы зря повесите еще одного аристократа.

— Вы скоро им не будете. Ваш отец уже готовит отречение. Но это долгая процедура. Есть другая, куда более быстрая и надежная. Вы ведь не в себе, Уолтер. Вам мерещатся пароходы, дневники и разговоры со Сновидцами. Может быть, вы не помните, как убивали людей по ночам? — ласково спросил Чарли. — Если так — мы избавим вас от страданий, которые приносит измученный разум, Альбион — от необходимости вас пытать и вешать, а также от щекотливой ситуации с выдачей вас Кайзерстату. Знаете, что лишает человека всех его привилегий?

— Совершение тяжелого преступления.

— Ошибаетесь, вашего брата вешали как аристократа, а не как бродягу. Вы знаете, в чем разница, верно? Нет, мистер Говард. Человек имеет свои привилегии, пока он остается человеком. Если вы перестанете быть мистером Говардом, если исчезнет все, что составляет вашу… личность, вы перестанете быть и предметом разногласий.

Чарли выдвинул ящик стола и вытащил оттуда что-то завернутое в белую ткань. Уолтер услышал металлический звон.

— Это крайняя мера. Но поверьте, мы прибегнем к ней, если не получим от вас признание… или если в Кайзерстате не произойдет еще одного убийства.

Уолтер молча смотрел на металлический поддон, скрывавшийся под тканью. Он прекрасно знал оба лежавших там инструмента.

— Если вы беретесь угрожать мне такими вещами, значит у вас и правда ничего против меня нет. Удивительное дело, Альбион совсем не заинтересован в том, чтобы сохранить представителю аристократии доброе имя, — он с трудом заставил себя отвести взгляд от орбитокласта.