Мы даже не добрались до Грантхэма. И в Йоркшире нет ничего впечатляющего. Холмы и долины, нет даже приличных гор, как у нас в Уэльсе.
– Ты скучаешь по Уэльсу? – спросила Тесса. Она не была уверена, почему она сделала это; она знала, спрашивать Уилла о его прошлом, как дразнить собаку с больным хвостом, но она ничего не могла с собой поделать. Уилл слегка пожал плечами.
– По чему там скучать? Овцам и пению, – сказал он. – И нелепому языку. Я хотел бы быть настолько пьяным, чтобы не помнить своего имени.
– Что это значит?
– Это значит «Я хотел бы быть настолько пьяным, чтобы не помнить своего собственное имя», очень полезно.
– Твои слова звучат не очень-то патриотично, – заметила Тесса. – Разве ты не вспоминаешь о горах?
– Патриотично? – Уилл выглядел самодовольно. – Я расскажу тебе о том, что такое патриотично, – сказал он. – В честь моего рождения, у меня есть дракон Уэльса вытатуированный на…
– Вы находитесь в прекрасном настроении, не так ли, Уильям? – прервал Джем, хотя в его голосе не было грубости и резкости. Тем не менее, наблюдая за ними в течение некоторого времени, вместе и отдельно друг от друга, Тесса знала, что означает то, когда они называли друг друга полными именами вместо привычных сокращенных форм. – Помнишь, что Старкуэзер не выносит Шарлотту, так что если это настроение, в котором ты находишься…
– Я обещаю, очаровать черта внутри него, – сказал Уилл, садясь в вертикальное положение и поправляя съехавшую шляпу. – Я очарую его с такой силой, что когда я закончу, он останется безвольно лежать на земле, пытаясь вспомнить свое имя.
– Этому человеку восемьдесят девять, – пробормотал Джем. – У него и так уже есть эта проблема.
– Я полагаю, что ты запасаешься очарованием сейчас? – спросила Тесса. – И не хочешь тратить его на нас?
– Вот именно. – Голос Уилла звучал довольно. – И не Шарлотту не выносит Старкуэзер, Джем. А ее отца.
– Грехи ее отца, – сказал Джем. – Он не склонен благоволить к любому из Фэирчайлдов или к кому-то, кто связан с одним из них. Шарлотта даже не позволила Генри поехать…
– Это, потому что каждый раз, когда кто-либо позволяет Генри выходить из дома одному, рискует получить международный инцидент, – сказал Уилл. – Но да, отвечая на твой невысказанный вопрос, я понимаю, какое доверие, оказала нам Шарлотта, и я намереваюсь вести себя хорошо. Я не хочу увидеть косоглазого Бенедикта Лайтвуда и его отвратительных сыновей во главе Института больше, чем кого-либо.
– Они не отвратительные, – сказала Тесса. Уилл удивленно посмотрел на нее.
– Что?
– Гидеон и Габриэль, – сказала Тесса. – Они вполне симпатичные, и не отвратительные вообще.
– Я говорил, – сказал Уилл замогильным тоном, – о черных как смоль внутренних глубинах их душ.
Тесса фыркнула.
– А какого цвета, как ты полагаешь, внутренние глубины твоей души, Уилл Герондейл?
– Сиреневого, – сказал Уилл.
Тесса взглянула на Джема, ища помощи, но он только улыбнулся.
– Возможно, нам следует обсудить стратегию, – сказал он. – Старкуэзер ненавидит Шарлотту и знает, что она послала нас. Итак, как же нам вкрасться в его доверие?
– Тесса может использовать свои женские хитрости, – сказал Уилл. – Шарлотта сказала, что он неравнодушен к красивому личику.
– Как Шарлотта объяснила мое присутствие? – спросила Тесса, запоздало понимая, что она должна была спросить об этом раньше. |