Эмма засмеялась:

– В следующий раз, когда вы приедете, я попрошу Корби опять дать мне ключ от мельницы.

– Но у вас есть ключ, – вежливо сказал Корби.

Она поправила:

– У моего отца есть, вы имеете в виду. – Она не поняла почему, но почувствовала, что эта поправка необходима. Она сказала: – Заварю-ка я побольше чаю?

– Не возражаете, если я сначала займусь делом с Феликсом? Ему еще надо успеть вернуться в Лондон. По крайней мере, – сказал Корби, – я надеюсь, что он собирается вернуться.

Феликс Клоппер с достоинством поднялся с табурета:

– Как бы там ни было, я готов идти. Чай был восхитителен.

Эмма посмотрела им вслед, когда они поднимались по железной лестнице. Интересно, будет ли выставлен портрет Гиллиан, и если будет, то что Марк Хардич скажет по этому поводу?

Эмма удивилась бы, если бы это произошло. Корби сохранял портрет в тайне ото всех и вряд ли бы согласился выставить его на всеобщее обозрение. Но может быть, сейчас Феликс Клоппер спросит: «А тот портрет, который я видел, вы говорили, что он не для продажи. Он все еще у вас? Вы собираетесь его выставлять?»

Феликс может найти его, разглядывая холсты, стоящие у стены. Девушка со светлыми волосами, немного похожая на Эмму, и также соседка. Марк Хардич любил обеих. Но одна была золотая девушка, которую он любил раньше, а другая пробовала занять чужое место. «Почему бы мне не спросить Корби о картине?» – размышляла Эмма. Но нет, это не ее дело.

Они спускались по лестнице, неся холсты, и она поспешила открыть дверь.

– Ну как? – спросила она Клоппера.

Он кивнул и улыбнулся:

– Эти подойдут.

Мужчины в три захода перенесли картины. Они ходили через луг и ворота мимо «Милл-Хаус» к тому месту, где Феликс Клоппер, должно быть, оставил свой автомобиль. Панчи и Хамстер присоединились к ним, помогая переносить холсты.

Эмма стояла в дверном проеме мельницы, пока небольшая группа возвращалась к мельнице. Хамстер и Панчи попрощались и пошли к своим фургонам.

Феликс собирался забрать шляпу и пальто. Он выглядел довольным. В который раз он поблагодарил Эмму за чай и сказал, что рад был познакомиться с ней.

Он церемонно попрощался за руку с Корби, а тот сказал:

– Привет от меня Кэрол.

– Она просила передать вам наилучшие пожелания, – сказал Клоппер. – Моя жена, – объяснил он Эмме, чтобы она правильно поняла. – Корби должен привести вас к нам. Моя жена будет рада, и я уверен, вам понравится моя жена.

– Спасибо, так и будет, – пробормотала Эмма с напряженной улыбкой, в то время как Феликс Клоппер повернулся к Корби, собираясь точнее договориться о встрече.

Если ехать в Лондон, то это не кончится обедом или чаем. Посещение Кэрол и Феликса Клоппер грозило ночевкой у них. Она не могла себе этого позволить, но как объяснить отказ?

Корби тем временем сказал:

– Попросите, чтобы Кэрол дала Эмме кольцо. Вот размер. – Он написал его на конверте, и Феликс Клоппер сунул его в бумажник.

Итак, «Мой отец не слишком хорошо себя чувствует, я не люблю оставлять его одного». «Я подхватила грипп». Что угодно, только кроме слов: «Я влюблена в человека, который посчитает черным предательством, если я проведу ночь под одной крышей с Корби, независимо от того, как близко он будет находиться».

Вот главная причина, и, конечно, Корби знал это. «Почему ты не отказался? Почему не мог сказать, что слишком занят живописью, чтобы ходить по гостям? Это было бы хорошим оправданием», – обращалась она мысленно к Корби.

Они снова попрощались, и Феликс Клоппер зашагал, ссутулясь, через луг своей прыгающей походкой.