|
Природа таких людей вам должна быть известна. Я сомневаюсь, что Рейхель сумел устоять от искушения. Скажу больше – сейчас я уверен, что было как минимум семь таких монет. Одну Рейхель оставил себе, а вторую… Вторую отдал своему помощнику Готлибу Фришу. Его потомка – Евгения Фриша я хорошо знал по нашему московскому кружку нумизматов. Он никогда не показывал мне этот рубль в своей коллекции, но два или три года назад квартиру Евгения обокрали, сам он от сердечных переживаний занемог и слёг в больницу. Незадолго до смерти Фриш признался, что у него был константиновский рубль, воры унесли его вместе с остальными монетами. Мне кажется, что найденный вами рубль из коллекции Евгения. Вы нашли тех воров?
– Боюсь, что нет. Но этот вор или воры похоже тесно связаны с другим делом, которым я сейчас занимаюсь, – задумчиво сказал я.
Глава 18
Перед тем как покинуть учёного, я попросил его написать небольшую докладную записку по ситуации вокруг Гохрана. Евгений Васильевич удивился: – Зачем? – Передам её в руки Дзержинского. Пускай во всём разберётся. Негоже бездарно разбазаривать такие сокровища. Профессор устало вздохнул. – Да вы романтик, молодой человек… Думаете, мы не обращались к Феликсу Эдмундовичу? Писали и не раз. В прошлом году была большая проверка, её проводил товарищ Бокий… Услышав знакомую фамилию, я поморщился как от зубной боли. Слишком много свежих и неприятных воспоминаний у меня было связано с этой непростой фигурой. И боюсь, они ещё долго будут преследовать меня по жизни. – Расстреляли тридцать пять сотрудников Гохрана, – продолжил профессор. – А толку-то? До сих пор порядок не навели. Драгоценности по-прежнему хранятся без всякой инвентаризации! Как был бардак, так и остался! – Что, даже массовые расстрелы не помогли? – Не помогли, – кивнул Шалашов. – Я ж говорю – гиблое место. – И всё равно – нельзя опускать руки. К тому же я помню, что сказал ваш коллега Иванов насчёт того, как безжалостно и варварски поступают с произведениями искусства. Надо заострить на этом внимание. – Ну заострите, – вид Шалашова не вызывал энтузиазма. Кажется, он уже смирился с тем, что не может сломать эту стену. – У вас имеются ещё какие-нибудь вопросы ко мне? – Пока нет, Евгений Васильевич. – Тогда желаю вам всего хорошего! Быть может вы сделаете то, что не получилось у других. А что касается докладной записки… Я напишу её и отправлю к вам курьером. Договорились? – Конечно, профессор, – кивнул я и самым тёплым образом распрощался с учёным. Мне всегда импонировали люди подобного склада. Драгоценную монету в сопровождении чекиста-охранника пришлось возвращать в пресловутый Гохран. Сдавая её, я мысленно пообещал себе, что приложу все силы, дабы разворошить это осиное гнездо. Если понадобится, проем плешь товарищу Дзержинскому и буду являться к нему в ночных кошмарах. Что-что, а упрямства, в хорошем смысле этого слова, у меня хватало. Не люблю таскать при себе ценности, всегда возникает чувство, словно они жгу карман. Избавившись от монеты, я облегчённо вздохнул и стал прикидывать дальнейший план действий. Направление Фирша показалось мне самым перспективным. Шалашов сказал, что кражу раскрыть не удалось, но в материалах уголовного дела могли остаться какие-то ниточки или зацепки, способные привести меня к вору, а от него уже к пропавшей Лавровой. Чтобы разузнать больше подробностей, я отправился в МУР к Коле Панкратову. К счастью, он не был на выезде, а находился у себя в кабинете, о чём мне любезно сообщил дежурный. |
