Мы дали Панову выйти в коридор.

— А теперь оба вошли в комнату! Ну! — заявил бомбист, снова тряся саквояжем.

— Как скажешь.

Мы послушно переступили порог. Дверь за нами захлопнулась.

— Оревуар, мусора! Считайте, что родились заново! — захохотал Панов.

Мы услышали, как он затопал по коридору.

— Зря мы его отпустили! — покачал головой Осип.

— Думаешь, я за себя боюсь?

— Не думаю. Знаю, что про других подумал! Только ведь уйдёт, сволочь!

— Ничего! Никуда он от нас не денется. Найдём! — твёрдо объявил я.

Правда, как именно — над этим ещё предстояло подумать.

Я толкнул дверь плечом: что-то мешало, скорее всего, Панов подпёр её чем-то, в коридоре мне на глаза попалась швабра, скорее всего, бомбист использовал её, чтобы затруднить нам выход.

— Отойди, — попросил Осип.

Он разогнался и на ходу снёс дверь с петель. Она с грохотом упала на деревянный пол.

Мы выскочили в коридор. Панова и след простыл, а из соседних комнат выглядывали встревоженные люди.

— Что здесь произошло? — спросила, поправляя пенсне, пожилая женщина.

Её седые волосы были собраны в пучок на затылке.

— Всё в порядке, граждане! Волноваться нечему, — произнёс Осип.

Нам не особо поверили, но дали спокойно покинуть флигель.

Сторож стоял неподалёку. Он курил самокрутку, окутывая себя с ног до головы вонючим дымом.

— Панова видел? — подскочили мы к нему.

Сторож кивнул.

— Видел. Вылетел как пробка из бутылки. А что?

— Куда он направился? — проигнорировал его вопрос я.

— В сторону парка помчался. Так что собственно приключилось-то?

— То, что ваш воспитатель Панов — опасный преступник. Если он снова появится в коммуне, немедленно просигнализируйте нам, в угрозыск.

— Ох ты ж… — выматерился сторож.

Мы побежали к парку и, оказавшись на одной из его аллей, остановились — Панова и след простыл.

— Ушёл, гад! — разъярённо произнёс Осип.

— Шустрый оказался, — вздохнул я.

— Эх, сюда бы собачку… — размечтался Шор.

— Это да! Собачка нам бы не помешала, — согласился я, с ностальгией вспомнив тестя и его уникального подопечного по кличке Гром.

Они бы нам здесь и сейчас ой как бы пригодились.

Но, мы не собаки, по запаху на след преступника не нападём. Значит, придётся искать сбежавшего бомбиста другим путём, только я понятия не имею, каким именно.

— Пошли назад, в коммуну, — сказал я. — Опросим всех. Может, удастся понять, к кому Панов стопы направил.

— Слабо предание, но верится с трудом, — скривился Осип. — Панов не дурак, вряд ли побежит к родне скрываться.

— Дурак — не дурак, но версию отработать нужно.

В коммуне застряли где-то до полуночи, собирая информацию по Панову. Опросили всех, даже ребят, у которых бомбист вёл занятия по химии.

Результат нас не сильно порадовал: в Одессе родни у злодея больше не было, отец и мать скончались в начале двадцатых от «испанки», один брат погиб в империалистическую, второй ушёл к белякам, следы затерялись где-то в Крыму — скорее всего, сбежал в Турцию. Сестра вышла замуж и уехала куда-то в Сибирь.

Друзей среди воспитателей и работников коммуны не было и, вообще, Панов вёл достаточно замкнутый образ жизни.

Про девушку, которая его навещала, тоже никто ничего толком не знал. Да, работала продавщицей в какой-то бакалейной лавке, звали не то Аглаей, не то Нюрой.

— Так всё-таки: Нюра или Аглая⁈

— Да шут его знает! Вроде и так и так…

— Смеётесь? Так не бывает!

В ответ обычно непонятное кряхтение или почёсывание в затылке.