— А сам Мамонт что? — словно ненароком спросил Художников. — Неужели ему незазорно с легавыми дело иметь?

— Чего тут задорного. Ты мне — я тебе, всем хорошо. К тому же Мамонт и Кишкин сродственники, Кишкин на евойной сестре женат. Так что помогают друг дружке по-свойски.

Я посмотрел на Художникова.

— Товарищ начальник…

Иван Никитович правильно истолковал мой взгляд.

— Понимаю тебя, Быстров… У самого рука к пулемёту тянется. Короче, надо разорить это гнездо, пока не поздно. Я свяжусь с Мышанским — пускай людей для операции готовит, а ты — как с нами или всё-таки догуляешь выходной?

— Спрашиваете, Иван Никитович! Раз уж ввязался, надо довести дело до победного конца. Можете на меня рассчитывать.

— Тогда сдай этого гада дежурному — пусть определит его в камеру и, желательно, в одиночку — не хочу, чтобы ему шкуру попортили раньше времени, и иди к нашим, передай — пусть готовятся! — напутствовал меня начальник.

— Пошли, Жавлин. Будем тебя заселять, — толкнул я арестанта к выходу.

Он замер возле порога.

— Товарищи…

— Граждане! — сурово насупил брови Художников.

— Граждане, дозвольте помочь? Так сказать, кровью искупить позор, — взмолился милиционер. — Я ж ведь за советскую власть воевал!

— Поздно спохватился, Жавлин! Раньше надо было думать, — сказал как отрезал Художников.

Милиционер понуро опустил голову и позволил вывести себя из кабинета.

Глава 21

Эх, и удивились жители близлежащих домов, когда у отделению милиции подкатили несколько грузовичков, с которых на мостовую стали спрыгивать привлечённые к операции бойцы. С винтовками наперевес они ринулись внутрь.

Штурм прошёл гладко, без всякого «френдли-файер». Никто не подумал сопротивляться, через пару минут все, кто находился в здании (как люди в форме, так и гражданские посетители), стояли в коридорах с поднятыми руками, лицом к стене.

Художников, я и Мышанский сидели в легковом автомобиле, ждали, когда взятие «Бастилии» закончится. Я порывался идти на штурм, но Иван Никитович не разрешил.

— Твоя голова мне ещё пригодится. Успеешь повоевать.

— Не переживайте, Быстров! Мы сделаем всё в лучшем виде! — заверил Григорий Игнатьевич.

С той поры, как он возглавил спецгруппу ГПУ, призванную помогать Донскому уголовному розыску, видеться мы стали гораздо чаще, и я был этому только рад. Мышанский оказался отличным мужиком, себе на уме, конечно, но это для конторы в порядке вещей. К тому же его связи очень пригодились, когда я устраивался инструктором к Будённому. По нашей линии оперативно провернуть это мероприятие точно б не получилось.

К машине подошёл чекист в ладно сидевшей на нём шинели, с деревянной кобурой для «маузера» на боку.

— Товарищ Мышанский, разрешите доложить!

— Докладывай, Силин.

— Все, кто был в отделении, задержаны.

Мышанский кивнул, посмотрел на нас:

— Ну что, товарищи, поработаем?

Мы охотно выбрались из холодного автомобиля и направились к отделению. Часового милиционера у входа сменил боец ГПУ, в руках у него была трёхлинейка с примкнутым штыком. Солдат козырнул Григорию Игнатовичу и отошёл в сторону, давая пройти.

В отделении было многолюдно, народа набилось как сельди в бочку: одних только коллег — милиционеров — с дюжину, примерно столько же гражданских, и это не считая чекистов.

В коридоре было не повернуться.

Я окинул равнодушным взглядом спины задержанных.

— Кто здесь Кишкин? — позвал Мышанский.

— Я — неохотно отозвался один из стоявших у стены.