Несмотря на свою экзотическую внешность и турецкое происхождение, по-русски он говорил чисто и даже без малороссийского акцента.
Хотя, украинский мой спутник знал — это выяснилось, когда Мамед случайно столкнулся с каким-то знакомым и перекинулся с ним парой фраз, причём это действительно была «мова», а не распространённый тут суржик, отголоски которого мне довелось слышать и в Ростове.
— Слушай, а турецким ты тоже владеешь? — спросил у Мамеда я.
— И турецким, и греческим, — с гордостью сообщил он. — Ещё английского чуток, но так… «здрасьте — до свидания, принеси — подай». Когда в порту грузчиком работал — научился. Ты б знал, сколько я на своём горбе всяких мешков перетаскал! Чуть не надорвался! Одна польза — языки учил.
— Да ты прям полиглот! — восхитился я.
— Какой есть! Абы кого к нам не берут, — засмеялся он.
Я кивнул. В милицию принимали грамотных, умеющих устно и письменно пересказывать как содержание книг, так и события. Милиционеры были обязаны знать арабские и римские цифры, и владеть основными правилами арифметики: сложение, вычитание, умножение и деление. К этому добавлялось знакомство с географической картой, понятие о странах света и частях света, знание устава гарнизонной службы, умение ездить верхом. Ну, и конечно, владение стрелковым оружием, включая его разборку и сборку — без этого просто никак.
Ещё б зарплату нормальную платили…
Дом Дохина затерялся на краю улочки, застроенной редкими пузатыми хатами. Такой милый и пасторальный вид, не скажешь, что ты в небольшом, но всё-таки городе.
А где-то недалеко шумело и пенилось море, и волны набегали на берег.
Высоко в небе пролетел аэроплан, помахав крыльями. По нынешним временам — событие.
Пока шли, практически никого не встретили, разве что ребятишек, пускавших по лужам кораблики из щепок. Глядя на них, я вспомнил и своё детство. Не босоногое, хотя и с деревянным игрушками. Короче, всё как полагается.
Мы подошли к невысокому редкому забору, немного постояли, надеясь, что хозяева обнаружат нас и выйдут на крыльцо.
Увы, этого не произошло. Разве что в доме напротив отдёрнулась, а потом снова задёрнулась ситцевая занавеска, но это как раз нормально — любой незнакомый человек в глухих углах вызывает острый приступ любопытства. Заодно и тем для разговоров будет на неделю.
— Вень! — громко позвал Мамед. — Привет! Не узнаёшь — это я!
Не дождавшись ответа, он просунул руку в щель между рейками калитки и скинул крючок.
— Веня!
Убедившись в отсутствии, как говорило молодое поколение в моём времени — «фидбека», Мамед повернулся ко мне:
— Не слышит чего-то… Тетеря глухая! Надо зайти в дом, посмотреть.
— Надо так надо… Может, мы с ним разминулись, и он на службу пошёл?
— Вряд ли. Он этой дорогой ходит. Попался бы на пути. Пошли, Жора…
— Пошли.
Я опасливо огляделся.
— Что, собачку высматриваешь? — догадался он.
— Ага.
— Можешь быть спокойным. Веня собак не держит. Он вообще никакой живности не держит, даже кота.
За забором находились только дом и примыкавший к нему сарай-дровяник. Не похоже, что тут вообще вели какую-нибудь хозяйственную деятельность, нет даже намёка на будущие грядки и сад.
Мамед взошёл на крыльцо и подёргал входную дверь. Та оказалась не заперта.
— Видать, дома, — радостно произнёс спутник.
— Он что — один живёт? — спросил я.
— Один. Только спит что ли… — задумчиво произнёс Мамед. — На него это непохоже…
Его лицо стало тревожным.
Мы вошли в холодные тёмные сени. |