Всё-таки есть в храмах своя аура, не зря говорят про намоленное место.
Поймал извозчика и покатил на работу в угрозыск.
Зашёл в кабинет: было так непривычно – нет ни Лёвы, ни Петра, и тот и другой лежат в больнице. И если Левон постепенно идёт на поправку (вон, даже с медсёстрами любовь крутит), что будет с напарником – неизвестно. И эта проклятая неизвестность бьёт сильнее всего.
– Жор, может чайку?
– Что?
– Я говорю – давай чайку выпьем, – предстал передо мной Паша.
Ни пить, ни есть не хотелось, но я всё-таки кивнул.
– Давай.
– Я тебе покрепче заварю – не возражаешь?
– Какие могут быть возражения.
Мне бы сейчас кофе, но и крепкий чай сделал своё дело, взбодрил и привёл мысли в порядок.
Итак, что у нас на балансе…
По ликвидированному мной киллеру на Радека не выйти и за жабры его не взять. Плохо, как ни крути. Но теперь враг на какое-то время оставит меня в покое, а вот это можно записать в актив.
В идеале Радек и вовсе откажется от планов моего устранения: я не в Москве, постоянно засылать по мою душу спецов в другой город – тот ещё геморрой. Хорошие исполнители на дороге не валяются, а брать кого-то со стороны – большой риск. И сам завалится, и нанимателя сдаст.
Ну и будучи в Ростове, я не представляю для Радека опасности, зачем ему дёргаться и подставляться лишний раз?
Покончив с сеансом самоуспокоения, я, как и приказало начальство, вернулся к текущим делам.
Плохо, что нет вестей из Таганрога… Занимаются ли тамошние менты поисками Федорчука или благополучно забили… Не своё мало кому интересно, особенно когда по горло.
Выпросить что ли у Художникова командировку в соседний город? Хотя вряд ли, после того, как двое наших выбыли из строя, он, как и любой нормальный начальник, никого не отпустит. Кому-то ведь нужно работать!
Хлопнули двери – это Пашу вызвали на какую-то кражу. Я было поднялся, но он замахал руками:
– Жора, оставайся в лавке. Художников приказал тебя не отвлекать.
– В лавке – так в лавке, – пробурчал я.
Пожалуй, начальство как всегда право – башка у меня хоть и варила, но не шустро. Всё-таки бессонная ночка давала о себе знать.
Внезапно в окошко постучали: я выглянул и увидел стоявшего на улице мужика в треухе и матросском бушлате: это был халамидник Лёнька Зубок – рыночный разводила.
Увидев меня, жулик подал знак, чтобы я вышел.
Дав кивком понять, что понял его, я оделся и выскочил из тёплого кабинета на улицу.
Зубок поджидал меня на другой стороне, делая вид, будто изучает витрины.
Я перешёл дорогу и встал неподалёку, спиной к нему.
– Чего звал?
– Люди говорят, что Михайлова сегодня подстрелили. Это так?
– Твои люди не врут, что ещё?
– Хороший мужик, жаль если помрёт.
– Не помрёт, – твёрдо сказал я.
– Тут как бог порешает.
– Ты ради этого меня дёрнул?
– Не только. Короче, он просил разузнать, кто на угрозыск тогда с пулемётом напал. Я всё выяснил: наши тут не при чём, это – «Белая маска», а заводила в ней Васька Корень, он не местный.
– Я это и без тебя знаю.
– А где они сейчас обретаются – знаешь?
Я резко развернулся, схватил Зубка.
– Где? Говори!
– Не замай, начальник! А то ничего не скажу. Я только Михайлову обещался узнать, а не тебе.
Я отпустил его.
– Ну!
– Кузнецкую улицу знаешь?
– Знаю.
– Так вот – в самом конце перед городским выгоном стоит дом, Корень и его люди там пасутся. |