Так, надо что-то придумать.

— Думаешь, червь, ты единственный Просветлённый, дошедший до Медоса? — Эзекаил явно оттягивал удовольствие.

Я только сейчас осознал, что он вполне мог снести весь город одной атакой. Но он тщательно контролировал силу удара.

— Зачем Абсолют в это влез? — заорал Эзекаил, — Надоело миры создавать?!

Я улыбнулся — ну, понеслась… Ещё один. Аваддон, помнится, тоже в истерике бился, пытаясь узнать правду.

— А вот за Аваддона спасибо, — захохотал бог, — Я ведь долго ждал момента, чтобы разорвать цепь. Ты знаешь, что я продал ему душу?

Я кивнул, понимая, что можно и не отвечать.

— Я планировал за тысячи лет найти способ освободиться, ведь магия Абсолюта безгранична, — Эзекаил продолжал хвалиться, — Но ты убил его гораздо раньше.

Я закрыл глаза, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Почему-то щёку вдруг стало жечь так, будто пламя бога пробилось сквозь щит. Хотя тот всё ещё потрескивал, сдерживая гнев Эзекаила.

И, нулячью мою меру, раскалённый след на щеке ужасно напоминал по форме губы.

Я улыбнулся. А вот про магию Абсолюта этот бог начал зря… Он же сам запускает скрытые во мне силы, каждое его слово активирует мой истинный путь.

— Выходи, частица, — уже спокойнее сказал Эзекаил, — Я прощу тебя, и ты можешь следовать обратно…

— Знаешь, зачем существуют частицы Абсолюта? — негромко спросил я, потирая щёку.

Пламя в городе словно застыло. Языки огня стали втягиваться — видимо, бог немного удивился, и таким образом убавил громкость, чтобы услышать.

— Мы наказываем преступников, — ответил я, — И вот за Аваддона тебе тоже отдельное спасибо.

Я вышел на улицу, осторожно ступая по раскалённым камням. Эх, не осталось больше прекрасного ангельского города, не оценил новый бог высокую архитектуру.

Щека так и жгла…

— Что ты имеешь в виду, червь? — спросил Эзекаил, — Аваддона нет, Бездна поглотила его.

Я прикусил себе палец до крови, потом коснулся щеки.

— Бездна давно ждёт тебя, предатель обоих миров, — сказал я, сбрасывая кровь на землю.

«Поднёбыш, я чего-то не понял…»

Там, где упала моя кровь, словно разлилась чернота.

— Ты чего наделал, червь? Ты… ты…

Я попятился, ведь лужа темноты уже была достаточно огромна. А когда из неё появилась рогатая голова Белиара, у Эзекаила, кажется, даже пламя на теле притухло, засвербило синими огоньками.

— Знаешь, поднёбыш, не каждую тысячу лет я обнаруживаю себя в Медосе, — прорычал Белиар, выбравшись целиком.

— Ты хотел свободы? — спросил я, поднимая голову, и протягивая табличку со словом бога.

— О, да, — дьявол, весь окутанный тьмой, вздохнул с удовольствием.

— Тогда мне нужно пройти к Небу, Белиар, — уверенно сказал я, — А ещё он тебя Беляшом называл. И Бельчонком…

Дьявол тяжело задышал, стал раздуваться, а Бездна под его ногами потекла по красному телу, обволакивая, словно доспех.

Эзекаил даже не сразу очнулся от удивления:

— Я не понял… Белиар всё ещё у тебя на цепи, червь?

Только, кажется, бога уже никто не слушал.

— А вот за эти слова, горящий пердак… — процедил сквозь зубы Белиар, а потом повернулся ко мне, и рявкнул, — Поднёбыш, убиваю эту мразь, и я свободен?

— Да, Белиар, — кивнул я.