– Откуда тебе известно?

– При моем ремесле нужно быть наблюдательным,– огрызнулся паяц,– и внимательным...

– Эй, открывай!..– За дверью, похоже, начали терять терпение.

– Тогда кто?

– Те, кто пришли убить тебя,– фигляр произнес эти слова спокойным, будничным тоном, как будто речь шла о чем‑то банальном, но Хорст ощутил, как у него во внутренностях все смерзлось.

– Что? – только и смог пискнуть он.– Убить? Меня?

– Если не хочешь погибнуть сейчас,– шут приблизился к окошку, там что‑то заскрипело,–то собирайся и одновременно тяни время, разговаривай с ними, а то они что‑то заподозрят...

– А если закричать? Или попробовать отбиться...

– Твой крик лишь приведет к тому, что они выломают дверь! – нетерпеливо прошептал шут.– На помощь других постояльцев не надейся, каждому своя шкура дороже... А насчет того, чтобы отбиться – видел я, как ты обращаешься с мечом, как его носишь... Если я правильно понимаю ситуацию, то врагов у тебя много, и они превосходно владеют оружием...

Хорст ощутил, как в голове у него что‑то сдвинулось. Куда‑то исчезло ощущение реальности происходящего, к счастью, прихватив с собой страх. Пропали мысли, он двигался четко и ловко, а губы шевелились сами, без всякого участия разума.

– Чего вам надо? Чего спать не даете?

– Отлично! – прохрипел шут, судя по треску, выдиравший из досок гвозди.– Вот, вот...

– Сказано тебе, открывай! – прорычали из коридора.– Или мы дверь сломаем!

– Сейчас, дайте встать...

– Лезь туда, быстрее.– Шут отшатнулся от окна, в комнату хлынул прохладный ночной воздух.

– Там же высоко!

– Тут к дому примыкает конюшня! Живее!

Обдирая бока, Хорст протиснулся в окно, уперся ладонями в щербатую черепицу. Едва успел сползти в сторону по крыше конюшни, как из комнаты донесся треск и грохот – ночные гости, похоже, вышибли дверь.

Тут же в окошко ловко, словно мизинец в перстень, проскользнул фигляр.

– Чего разлегся? – зашипел он зло.– Вставай! Побежали!

– Бремя Хаоса! – рявкнули внутри комнаты.– Мерзавец удрал!

Не помня себя от страха, Хорст на четвереньках ринулся вслед за шутом. Топоча по крыше и лязгая, точно медведь, которому подковали лапы, промчался до самого края, спрыгнул вниз. Больно ушиб ноги, что‑то уперлось в бок.

На заднем дворе гневно залаяли собаки.

– Ходу! Ходу! – Шут дернул Хорста за плечо, тот вскочил и, ничего не видя, кроме мелькающей впереди гибкой фигуры, заспешил в темноту.

Сам не помнил, как перемахнул через высокий, в человеческий рост забор. Все казалось, что преследователи дышат в спину, вот‑вот, и острый клинок мягко вонзится под лопатку...

И лишь посреди чистого поля немного очухался. В черном небе перемигивались звезды, под ногами шуршала трава, холодный ветер овевал лицо, а собачий лай за спиной потихоньку стихал.

– Куда мы бежим? – прохрипел Хорст, ощущая, что в боку колет, а грудь готова лопнуть.

– В лес,– ответил шут,– там нас точно не догонят. И не болтай, побереги дыхание...

Хорст уныло подумал о том, что беречь, в общем‑то, уже нечего, но замолк. Стыдно было осознавать, что бегает он куда хуже, чем дряхлый старикашка, потешающий народ по постоялым дворам и тавернам...

Лес замаячил впереди темной зубчатой стеной. Из мрака вылезли растопыренные ветви кустов, потянулись к глазам. Беглецы продрались сквозь малинник, будто два кабана, и оказались в царящей под кронами кромешной темноте.

Тут Хорст сдался.

– Хватит! – прохрипел он.