Мужчины сразу же встали, Брунетти пошел ей навстречу.

– Синьора Митри? – спросил он.

Она молча кивнула.

– Я – комиссар Брунетти, а это – сержант Вьянелло. Мы отнимем у вас немного времени, нам необходимо расспросить вас о муже и той ужасной катастрофе, какая с ним приключилась.

Услышав это, она закрыла глаза, но не проронила ни слова.

Лицо этой пожилой дамы, как и личико ее внучки, застыло, будто театральная маска, не отражая никаких эмоций, и Брунетти невольно задался вопросом: интересно, а у ее дочери, живущей в Риме, столь же неподвижные черты?

– Что вы хотите знать? – произнесла синьора Митри, по‑прежнему стоя напротив Брунетти. В ее голосе звучали высокие нотки, характерные для женщин в постклимактерический период. Брунетти знал, что синьора Митри – венецианка, однако говорила она по‑итальянски, как и он.

Прежде чем ответить, Брунетти отошел от дивана и жестом указал на место, где только что сидел. Она машинально опустилась на него, и только тогда мужчины последовали ее примеру: Вьянелло занял свое прежнее место, а Брунетти примостился в кресле с обивкой из черного бархата, стоявшем напротив окна.

– Синьора, скажите, пожалуйста, ваш муж когда‑нибудь говорил о своих врагах или о людях, которые могли желать ему зла?

Она отрицательно затрясла головой еще до того, как Брунетти закончил формулировать свой вопрос, но говорить ничего не стала, сочтя этот жест достаточно красноречивым ответом.

– Он никогда не упоминал каких‑либо конфликтов с другими людьми, быть может, со своими партнерами по бизнесу? Или о каком‑нибудь соглашении, контракте, с которым возникли проблемы?

– Нет, он не говорил ни о чем подобном, – наконец произнесла она.

– Может быть, что‑то в личных отношениях? У него были проблемы с соседями или с друзьями?

Она снова без слов отрицательно покачала головой.

– Синьора, прошу вас простить мне все эти вопросы, но я почти ничего не знаю о вашем муже.

Она не ответила.

– Вы не расскажете мне, где он работал?

Казалось, эта фраза удивила ее, словно Брунетти только что сообщил ей, будто Митри по восемь часов в день вкалывал на фабрике, поэтому он счел нужным пояснить:

– Я имею в виду, на каком из заводов у него был кабинет, где он проводил большую часть времени?

– На химическом заводе в Маргере. Там его кабинет.

Брунетти кивнул, не спросив адреса. Это легко узнать.

– Известно ли вам, синьор Митри сам занимался своими многочисленными фабриками и компаниями? Кто вел повседневные дела предприятий?

– Вам лучше спросить об этом его секретаря, – посоветовала она.

– В Маргере?

Она кивнула.

Во время дальнейшего разговора – причем Брунетти был активным собеседником, а синьора отвечала весьма лаконично – комиссар пытался разглядеть на ее бесстрастном лице знаки отчаяния и скорби. Это оказалось непростой задачей, однако он, кажется, все‑таки уловил легкую тень печали в том, как она постоянно опускала глаза и смотрела на свои сложенные руки. Голос же, как и лицо, ни разу не дрогнул.

– Сколько лет вы были женаты, синьора?

– Тридцать пять, – ответила она без колебания.

– Это ваша внучка открыла нам дверь?

– Да, – ответила она, и ее неподвижное лицо осветилось слабой улыбкой.