И вот мальчишка-то совершенно неожиданно поднял взгляд, и его глаза встретились с моими. И как этот шкет смог разглядеть, я же все усилия потратил на маскировку. У меня ухнуло сердце — не сообразит, сейчас выдаст.

Непроизвольно я прижал палец к губам, показывая, что шуметь не надо. Бобренок же сообразил по-своему.

Он вдруг вскочил на ноги и стал кричать на Рысей:

— Иди сюда, бревно гнилое! Что, струсил, боишься настоящего воина?!

Его гнев вызвал взрыв смеха, а Ганджу, снявший нагрудник, ответил:

— Ты это чего, малец, смерти ищешь?

— Твоей смерти ищу, кошка безхвостая!

А малец оказался не промах. Кажется, он точно знал, какие ругательства Рыси не переносят.

— Мальчик мой, сядь, сядь пожалуйста, — зверица сорвалась в слезы.

Ганджу встал, обнажив меч.

— Я думал, у бобров только хвосты, как лопата. А у тебя еще и язык, дерьмо нулячье!

Рыси покатывались со смеху, хотя выходка пацана все же разозлила Ганджу. Он повел плечами, демонстрируя мышцы то ли мальцу, то ли его матери.

Дальше все произошло очень быстро. Я перемахнул через окно, и в один прыжок оказался у стола, вонзив копье в затылок сидящему. Тот как раз задрал голову, опрокидывая в себя кружку, и кончик моего острия, пройдя плоть и кости, звякнул о керамику.

В этот же момент в дверь залетели Зунга с Губой, и, кинувшись на воина, сидящего напротив двери, свалили его на стол. Столешница отъехала в мою жертву, и мне пришлось отпрыгнуть от падающего стула.

Ганджу, успев отскочить, ошарашенно смотрел на нас, через пьяную муть осознавая произошедшее. А потом кинулся в сторону пленников, замахиваясь мечом. Я прыгнул следом, понимая, что могу не успеть…

Вот только мальчишка оказался сообразительным — он кувыркнулся Рыси под ноги, и тот споткнувшись, неловко оперся ладонью. А жена старейшины без единого сомнения прыгнула вперед и, просто вцепившись зубами в горло бедняге, зарычала как львица.

Ганджу попытался отмахнуться от нее мечом, но я оказался уже за спиной и заломил вооруженную руку. Видимо, сильно он обидел зверицу — та словно хищник задергала головой, разрывая жертве горло, и Ганджу обмяк, а потом свалился замертво.

К счастью, Губа с Зунгой оказались более милосердными, и только оглушили противника. Я освободил пленников, и женщина, расплакавшись, кинулась обнимать сына, уткнувшись окровавленным лицом ему в плечо.

Бобренок смущенно пытался успокоить мать, а старейшина положил руку на голову жене, еще не веря своему счастью. Потом он все же выпрямился, взяв себя в руки, хмуро посмотрел на нас и спросил:

— Я Алб, вождь Речных Бобров. Вы кто такие?

Спрашивал он больше меня, потому как наверняка знал, к каким стаям принадлежат Губа с Зунгой.

— Перит, Белый Волк, — спокойно ответил я. — Последний.

— Белые Волки… Это стая из Синих земель ведь? — недружелюбно спросил старейшина.

Я кивнул, но в этот момент внутрь вошел Гарей.

— Отец! — он бросился обнимать свою семью.

При виде юного рыбака Алб совсем оттаял. Судя по всему, он уже не надеялся увидеть старшего сына в живых.

Все поменялось. Уже мы расположились за столом, чтобы провести небольшой совет, а единственный живой враг оказался в углу, связанный той самой колючей веревкой.

Пока еще хозяева не оправились от потрясения, старейшина рассказал, что произошло. За день до нападения прибыл гонец из столицы Зеленого приората, и предупредил, что скоро прибудут высокие гости из соседних земель.

Вот только одно дело — слова зверей, и совсем другое — знаки Неба. Я был счастлив узнать, что стая Бобров все же спаслась. Оказывается, когда гонец удалился, «великая река» заволновалась, и прибрежные жители заподозрили неладное.