— Felo-de-se, — сказала мисс Кэрридж с гневом и презрением, — и ославили комнату на весь Ислингтон. Бог знает, когда я отделаюсь от этого дурного имени. Felo-de-se! Felo-de- в мягкое место.

Совсем как мистер Келли.

Здесь наконец-то была та лазейка, которой дожидалась Селия. Тот факт, что ее открыла не она, а мисс Кэрридж, придавал тому, что она собиралась предложить, вид чуть ли не благодеяния.

Они с Мерфи перейдут наверх, освободив свою комнату, не вызывавшую никаких зловещих ассоциаций, так что ее можно будет сдать.

— Мое дорогое дитя! — воскликнула мисс Кэрридж и осеклась, ожидая подвоха.

Они готовы платить только за комнату сумму, которую старикан платил за комнату и стол, что получалось на десять шиллингов в месяц меньше, чем они платили в настоящее время, что мисс Кэрридж имела глупость открыть в порыве сентиментальной откровенности. Комната была маловата для двоих, но мистер Мерфи предполагал быть чаще в отлучке, чем прежде, и они были бы рады кое-что сэкономить.

— Ха! — сказала мисс Кэрридж. — Сэкономить? Должна ли я тогда понять, что вы полагаете, будто я буду посылать мистеру Куигли тот же счет и отдавать вам десять монет?

— За вычетом положенных комиссионных, как обычно, — сказала Селия.

— Это в высшей степени оскорбительно, — сказала мисс Кэрридж, ломая голову над тем, как сделать это менее оскорбительным.

— В каком смысле? — сказала Селия. — Мистер Куигли нисколько от этого не пострадает. Вы жертва обстоятельств. Вам нужно жить. Вы делаете одолжение нам, мы делаем одолжение вам.

Объединение с Мерфи притупило профессиональные способности Селии убеждать. Что оживило их сейчас — это не желание преуспеть в переговорах с мисс Кэрридж в том отношении, в котором он потерпел поражение, а неодолимое стремление оказаться в комнате старикана.

— Возможно, это так, — сказала мисс Кэрридж, — но тут дело в принципе, дело в принципе. — Ее лицо приняло выражение глубокой сосредоточенности, почти муки. На то, чтобы примирить принцип подобной трансакции с ее представлением о честности, требовалось немного времени, коротенькая молитва и, возможно, даже медитация.

— Я должна пойти и испросить совета, — сказала она.

После приличного промежутка времени, требуемого для тщательного самоанализа, в течение которого Селия укладывала вещи, мисс Кэрридж вернулась — лицо ее было безмятежно. Оставалось всего одно маленькое дело, которое нужно было урегулировать до того, как мог начаться процесс взаимной помощи, а именно точное значение «комиссионных, как обычно».

— Десять процентов, — сказала Селия.

— Двенадцать с половиной, — сказала мисс Кэрридж.

— Очень хорошо, — сказала Селия. — Я не могу торговаться.

— Я тоже, — сказала мисс Кэрридж.

— Если вы справитесь с теми двумя чемоданами, — сказала Селия, — я смогу справиться с креслом.

— Это все, что у вас есть? — сказала мисс Кэрридж с презрением. Ее раздражало, что Селия принимала как должное божественную снисходительность.

— Все, — сказала Селия.

Комната старика была вполовину меньше, чем их, вполовину ниже, вдвое светлее. Стены и линолеум были такие же. Кровать была крошечная. Мисс Кэрридж не могла себе представить, как они вообще собираются на ней помещаться вдвоем. Когда оно не подогревалось алчностью, воображение мисс Кэрридж было из разряда слабейших.

— Клянусь, не хотела бы я спать в ней вдвоем, — сказала она.

Селия открыла окно.