Могила Серафина находилась на вершине округлой скалы, где песок и вода образовали вязкую трясину. Когда покажется солнце и влага испарится, почва затвердеет, и он будет лежать здесь, словно в стеклянном гробу. Скала возвышалась над пустыней, с нее открывался вид на все четыре стороны света. Отсюда была видна сине-зеленая лента Нила, который все еще оставался источником жизни в Египте. Хорошо, что Серафин начнет свое последнее путешествие с этого места. Кто это сказал? Кажется, Лалапея.

Мерле почти не слышала слов, сказанных в этот день при расставании с Серафином. Каждый, кто был свидетелем его самопожертвования, произнес хотя бы короткую речь. Даже капитан Кальвино. Подводная лодка пиратов ожидала их на берегу Нила, надежно пришвартованная невдалеке от пальмовой рощи — или того, что от нее оставил мороз.

Мерле последней подошла к могиле — яме, которую выкопал когтями Фермитракс. Присев на корточки, она долго смотрела на покрывала, в которые завернули Серафина. И попрощалась с ним совсем тихо, в каком-то оцепенении. По крайней мере, попыталась попрощаться.

Она знала, что настоящее прощание будет длиться месяцы, может быть годы.

Потом она пошла к лодке вслед за остальными.

Мерле думала, что больше не захочет вернуться на это место. Но вечером, после того как могилу засыпали песком и землей, она пришла сюда снова. Одна.

Она не рассказала об этом даже Юнипе, хотя та, конечно, догадывалась. Вероятно, все догадывались.

— Привет, Мерле, — сказала Секмет, Королева Флюирия, может быть последняя из всех богинь.

Она ждала Мерле около могилы, очень гибкая, очень стройная. Темный силуэт на четырех лапах. Ее можно было бы принять за привидение, если бы не запах хищного зверя, витавший вокруг скалы.

— Я знала, что ты придешь, — сказала Мерле. — Раньше или позже.

Богиня-львица кивнула. Мерле не сразу удалось связать ее карие кошачьи глаза с тем голосом, который она так долго слышала внутри себя. Но в конце концов она нашла, что они вполне сочетаются. То же насмешливое, даже язвительное выражение. Разве что глаза излучают симпатию и сочувствие.

— Нет никакого счастливого конца, да? — печально спросила Мерле.

— Его и не бывает никогда. Только в сказках, да и в них нечасто. А если и есть, то он выдуман.

Конечно, это могла сказать только Королева Флюирия, и не имело значения, какое у нее тело и какое имя.

— Расскажи, что произошло после того, как ты снова стала самой собой? — спросила Мерле.

— А тебе не рассказали?

Мерле покачала головой.

— Юнипа провела всех через зеркала, они в безопасности. А ты и твой сын… вы еще боролись.

Легкий бриз, поднявшийся над ночной пустыней, взъерошил шерсть богини. В лунном свете все казалось ледяным и серым, и Мерле не сразу заметила разницу. Но теперь она увидела, что тело Секмет уже не каменное. Жизненная сила Серафина снова сделала ее тем, чем она была когда-то: необычно худой, чуть ли не изящной львицей из плоти и крови. Но, кажется, именно поэтому она казалась божеством.

— Мы боролись, — хрипло сказала Секмет. Ее голос звучал печально, но вряд ли она печалилась о Серафине. — Долго, долго боролись. И потом я его убила.

— Это все?

— Подробности не играют роли.

— Он был такой огромный. А ты такая маленькая.

— Я съела его сердце.

— Вот как, — сказала Мерле. Ничего лучше не пришло ей в голову.

— Сын Матери… — начала было Секмет, но оборвала себя. Потом продолжила: — Мой сын, может, и был очень сильным и даже хитрым, но он никогда не был настоящим богом. Сфинксы почитали его как бога, и его магия была достаточно сильна, чтобы пронести их Железное Око через Зазеркалье.