|
8. Все их решения касательно экспедиции требуют пересмотра в спокойной обстановке. 9. Важно только одно: отправиться. 10. Да черт с этим со всем в любом случае. На улице они пошли под руку. Через несколько сотен ярдов Мерсье обратил внимание Камье на тот факт, что они не попадают в ногу. — У тебя свой шаг, — сказал Камье, — у меня свой. — Я никого и не обвиняю, — сказал Мерсье, — но это изматывает. Мы движемся рывками. — Ты лучше бы потребовал прямо, — сказал Камье, — прямо, просто и ясно, чтобы я либо выпустил твою руку и отошел, либо подлаживался под твои спотыкания. — Камье, Камье, — сказал Мерсье, сжимая его руку. Они вышли на перекресток и остановились. — Ну и в какую сторону нам тащиться теперь? — сказал Камье. — Мы в неординарном положении, — сказал Мерсье, — я имею в виду, по отношению к дому Хелен, если я правильно понимаю, где мы сейчас находимся. Ибо все эти дороги приведут нас туда с равным успехом. — Тогда пошли назад, — сказал Камье. — А как же насчет того, что мы не можем позволить себе отступать? — сказал Мерсье. — Мы не можем торчать тут всю ночь, — сказал Камье, — как два дурака. — Давай бросим зонт, — сказал Мерсье. — Он упадет определенным образом, под действием закона, о котором мы не знаем ничего. А нам останется просто устремиться в обозначенном направлении. Зонт ответил: Налево! Он был похож на огромную раненую птицу, огромную птицу дурного знамения, подстреленную охотниками и с трепетом ожидающую своего coup de grace[11]. Сходство было поразительное. Камье подобрал его и повесил себе на карман. — Он не сломался, я надеюсь, — сказал Мерсье. Тут их внимание было привлечено странной фигурой джентльмена в легком, несмотря на промозглый воздух, сюртуке и в цилиндре. Одно мгновение им казалось, он идет в ту же сторону, что и они, ибо виден он им был с тыла. Его руки, жестом кокетливого слабоумного, держали полы визитки высоко и далеко в стороны. Он продвигался осторожно, широкой деревянной поступью. — Тебе попеть захотелось? — сказал Камье. — Да вроде бы нет, — сказал Мерсье. Снова начинался дождь. Впрочем, разве он когда-нибудь переставал? — Давай поспешим, — сказал Камье. — А почему ты спросил меня? — сказал Мерсье. Камье, казалось, затруднялся с ответом. Наконец он сказал: — Я слышу пение. Они остановились, чтобы прислушаться получше. — Я не слышу ничего, — сказал Мерсье. — А ведь у тебя хороший слух, — сказал Камье, — если я не ошибаюсь. — Очень неплохой, — сказал Мерсье. — Странно, — сказал Камье. — Ты все еще слышишь? — сказал Мерсье. — Смешанный хор, совершенно определенно, — сказал Камье. — Может быть, это галлюцинация, — сказал Мерсье. — Возможно, — сказал Камье. — Побежали, — сказал Мерсье. Они пробежали немного в сырости и темноте, не встретив ни души. Когда бег закончился, Мерсье стал ныть, в каком хорошеньком виде, промокшими насквозь, они теперь прибудут в «У Хелен», на что отвечая, Камье описывал, как они тут же разденутся и развесят свои вещи над огнем или в сушильном шкафу, где горячие трубы. — Если вдуматься, — сказал Мерсье, — почему мы не пользуемся нашим зонтом? Камье посмотрел на зонт, который теперь у него в руке. |
