Это было явно не то слово, которое ему хотелось произнести, но он, похоже, хорошо умел владеть собой. Илларион галантно распахнул дверцу, и Анна скользнула на заднее сиденье, гадая, что это за генерал Федотов, имя которого действует на московских таксистов так же умиротворяюще, как действовало когда-то на разбушевавшихся джиннов и ифритов имя царя Соломона.

Забродов обошел машину и со всеми удобствами расположился на переднем сиденье. Некоторое время он, по-стариковски кряхтя, возился там, пытаясь закинуть ногу на ногу, добился наконец своего, снял шляпу, нахлобучил ее на колено, снял очки, аккуратно сложил дужки и сунул очки в нагрудный карман пиджака.

– А бороду? – неприязненно, как показалось Анне, спросил таксист, запуская двигатель.

– Обижаешь, – ответил Забродов. – Борода натуральная.

– Это хорошо, – вздохнул таксист, выводя машину на дорогу и давая газ. – И форма у нее удобная. Напомни мне потом, чтобы я как следует тебя за нее потаскал.

– Нет времени лучше настоящего, – смиренно произнес Забродов.

Таксист повернул голову и с сомнением посмотрел на его бороду.

– Нет, – сказал он с явным сожалением. – Боюсь увлечься. Надо немного остыть.

Они проехали мимо тяжелого армейского грузовика, который с совершенно покинутым видом стоял на обочине.

Тент, борта и кабина грузовика были разрисованы камуфляжными полосами и пятнами, фары были прикрыты круглыми жестяными колпаками с узкими прорезями. Анне показалось, что эту машину она уже видела.

Таксист взял из гнезда на приборной панели микрофон рации, утопил большим пальцем клавишу тангенты и сказал:

– Матвей, отбой.

– Принял, – прохрипел в рации незнакомый мужской голос.

– А я думал, он на губе, – сказал Забродов.

– Всему свое время, – мстительно пообещал таксист. – А то вы хорошо устроились: один – на дачу, другой – на га уптвахту, а я, значит, за вас вашу кашу расхлебывай… Дудки!

Я тебе сколько раз говорил: хочешь заниматься своими авантюрами – занимайся на здоровье. Сам. А спец.. Гм… – он бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и поморщился, встретив там удивленный, ничего не понимающий взгляд Анны. – А наших людей в свои дела не втягивай. Им, в отличие от тебя, бежать некуда, они на государевой службе. И мундир наш марать ты не имеешь права, несмотря на свой пенсионный статус.

– Может быть, отложим воспитательную беседу до более удобного момента? – проворчал Забродов. – Не понимаю, чего ты кипятишься. Обычная тренировка на местности. А что до чести мундира… Знаешь, если бы твои ребята засветились, вас всех следовало бы разогнать к чертовой бабушке, чтобы зря государев хлеб не ели. Было бы из-за чего пыль до небес поднимать! Кстати, познакомьтесь. Это Анна.

А этого ворчливого типа зовут Андреем. Ты его не бойся, это он только с виду такой грозный, а на самом деле – мировой мужик.

– Сам ты мужик, – огрызнулся Мещеряков. – Пейзанин недоделанный, авантюрист от ботаники… Здравствуйте, Анна. Вы ведь, кажется, научный сотрудник ботанического сада? Не понимаю, как вас угораздило связаться с маньяком.

– Я тоже, – сдержанно сказала Анна. – Я вообще ничего не понимаю, если хотите знать.

– А никто ничего не понимает, – утешил ее Мещеряков. – Сорокин мне с дачи звонит, считайте, в предынфарктном состоянии – кричит, что мы просто шайка бандитов, что вас повезли убивать и что раз я эту кашу заварил, то мне ее и расхлебывать. Я! Я заварил! Да я вообще ни сном ни духом…

Представляете, Анна, до какой степени я ничего не понял?

Правда, я быстро успокоился.