Темный пол.

Какие-то пятна на нем, то ли масла высохшего, то ли крови... нет, не крови. Запах гниения, кислой капусты и помойного ведра, которое давно следовало бы вынести на помойку.

- Она хочет замуж выйти, - девочка не видела вокруг ничего странного. Она перешагнула через картофельные очистки, рассыпанные вдоль коридора, и остановилась перед дверью. - За кого-нибудь богатого... чтобы он любил ее без памяти и увез отсюда.

Эльза наморщила носик и сказала:

- Она ненавидит этот город.

Надо же...

...интересно, что бы она сказала, узнав, что темные ведьмы не слишком-то спешат с замужеством, видя в нем изрядное ограничение свободы. Да и любить без памяти... приворожить надеялась, что ли?

Я открыла дверь.

Пар.

И на редкость вонючий, я даже зажмурилась и рукой помахала, разгоняя облака. Что-то шипит, что-то скворчит, что-то горит, источая вонь... над огромной, весьма устаревшей модели плитой колдует неряшливая бабища в грязном фартуке. Всклоченные рыжие волосы были прикрыты косынкой. Лицо блестело паром...

- Я ж говорила, не мешай! - рявкнула она, не оборачиваясь. А обернувшись, добавила,. - Ишь, повадились лазить... в мое время господа на кухню и не заглядывали...

- А зря, - я провела пальцем по ближайшему столу.

Само собой, он зарос грязью так, что исходного цвета не видать было. Мой взгляд скользнул по кухне, отмечая и раскрытые дверцы посудных шкафов, в которых зарастал жиром фарфор, и расколотые белые тарелки, брошенные у мусорного ведра. С каких это пор прислуга позволяет себе вот так бить посуду?

Окорок, небрежно прикрытый тряпицей.

И пару жирных каплунов рядом.

Приготовили к выносу? Вот и мешочек с крупой. Я сунула палец в крынку, облизала... да, сливки были хороши, жирные, отстоявшиеся.

- Чего тебе надобно? - бабища уперла руки в боки.

- Чаю, - мирно заметила я, раздумывая, стоит ли вмешаться. Все-таки дело чужое, а я не настолько альтруистична, чтобы налаживать быт посторонней семьи.

Бабища фыркнула.

И рукой отмахнулась.

- Некогда мне с чаем возиться...

Я же принюхалась... к кускам мяса, которые доходили в тазу, даже не прикрытые полотенцем. Аромат их, слегка подпортившийся, манил мух... и даже Эльза скривилась и потянула меня за рукав.

- Это что? - я ткнула пальцем в таз.

- Ужин, - рявкнула бабища. И челюсть вперед выпятила. - Будет. Если всякие тут мешаться не станут.

Мясо было синеватым и наверняка не свежим... уже пару дней, как несвежим, в отличие от окорока. Этак она мне свидетелей вкупе с подозреваемыми потравит.

Я заглянула в холодильный шкаф и скривилась.

Почти пуст.

Сыр с плесенью, правда, неблагородной, но обычного синего пушистого свойства, которая имеет обыкновение портить продукты. Мятые помидоры... какая-то трава...

- Она хоть готовить умеет? - шепотом спросила я Эльзу, и та помотала головой.

Чудесно.

- Вы уволены, - я вытерла руки о полотенце, правда, чище они не стали. Полотенца кухонные если и стирались, то еще при жизни прежней хозяйки дома.

- Чего?

- Уволены, - повторила я. - Совсем.

- Ах ты... потаскуха... - бабища добавила пару слов покрепче, заставивших ребенка вжать голову в плечи. И покачнулась, пошла, колыхая бюстом. - Будешь ты тут мне говорить...

- Буду, - я не стала отступать, но ткнула пальчиком в этот самый бюст. Коготь пропорол и фартук, и саржевое платье, и кожу, что характерно, увязнув в подкожном жиру.

Бабища не сразу поняла.

Она остановилась.

Хлопнула глазами.

А я вытащила палец и, пользуясь удобным случаем, взялась за горло. Широкое такое горло... его двумя руками не сразу обхватишь, но я постаралась.

Сдавила.

Дернула.

И почти не удивилась, когда эта туша рухнула на колени.