Изменить размер шрифта - +
..мой рассказ не занял много времени.

Дознаватели слушали. Вильгельм хмурился, Диттер покусывал губу... а ведь он снова бледный и почти ничего не ест. Ему не больно, богиня сдержит свое слово, но... отсрочка рано или поздно закончится, и болезнь сожрет его.

Жаль ли мне?

Немного.

Да, именно... я ведь не чудовище, я ведь способна на обычные человеческие эмоции... именно так... все дело в сочувствии...

...и еще у него шея смуглая. А на плече родинка, я помню.

- Что-то не так? - Диттер очнулся.

- Что именно?

- Не знаю... но ведь не так?

- Все не так, - буркнул Вильгельм, пытаясь занять водительское место, но я шлепнула его по руке. А будет возмущаться, выделю ему собственный мобиль. - Город этот... люди... Норман, значит?

 

...он был немногим старше Нормы.

Норма и Норман.

Мило.

В обществе именно так бы сочли, а в статейке, которую всенепременно напечатали, объявляя о помолвке, написали бы, что люди с подобными именами просто должны были влюбиться друг в друга.

Норман полноват.

Рыхловат.

На редкость нерешителен. Он вздыхает и мнет платочек, трогает воротничок рубашки своей, уже изрядно измятый, а после, вовсе забывшись, начинает кусать себя за пальцы.

Вздыхает.

Спохватывается.

Лицо его кругло. Щеки пухлы. Вздернутый какой-то девчачий носик. И пухлые губы бантиком. Ямочки на щеках.

Не мой типаж, но кому-то определенно нравился.

- Я... я до сих пор простить себе не могу... - он и говорил-то тонким женским голоском, который раздражал неимоверно. - Мне... мне следовало проводить ее... она... была такой милой, такой... я собирался... собирался объявить ее отцу о намерениях... ухаживать... просить разрешения.

Мямля.

Но светлый до зубной боли, а светлые не убивают, во всяком случае, не так, как убили Норму, и я почти готова поверить, что та в посмертии своем оказалась права.

- Я... я осознаю, что... такая девушка могла бы... найти кого-то... куда более достойного... ее красоты и ума... - он запинался и розовел, а на щеках вспыхивали алые пятна, и Норман хватал себя за щеки. Светлые ресницы его трепетали, а в глазах стояли слезы. Возникло почти противоестественное желание обнять этого бедолагу. Но я моргнула, и желание исчезло. Ага...

...а ведь в доме не только он обретается.

И дом этот, пусть расположенный в приличном районе, был невелик. Но с другой стороны, дело не в размерах... здесь, в отличие от особняка Ингвардоттеров было чисто.

Сиял наборный паркет.

Поблескивали позолотой рамы. И картины... вот та мне знакома, на последнем аукционе за нее просили непотребную сумму в сорок тысяч марок. Как по мне мазня того не стоила, но Норману приглянулась...

- Это мой брат, - тихо произнес он, потупившись. - Он покровительствует искусству...

...вызолоченные ручки.

- Старший?

- Младший, - Норман вздохнул. - Он... он очень хороший человек, просто... немного другой...

Насколько другой?

И не брат ли приобрел вот ту мраморную глыбу, по недоразумению названную статуей? Нет, что-то в ней было... если приглядеться... то ли волчья морда, то ли раззявленная харя неизвестного чудовища. Мрамор выглядит оплавленным.

Манит.

- Я не очень понимаю современное искусство, - Норман с трудом поднялся и потер грудь. - Простите... сердце... я не могу успокоиться... как узнал... мы... у меня были серьезные намерения. А теперь... теперь Норма...

...они встретились в госпитале.

Норман состоит в попечительском комитете и к делу относится в высшей степени серьезно. И эта же серьезность, которая на самом деле встречается не так уж часто среди людей его положения, к сожалению, более озабоченными делами суетными, нежели чем-то действительно важным, привлекла его в Норме.

Нет, это не было романом в полной мере.

Быстрый переход