Будто сам мир и боги противились науке.

Я перевернула лист.

Сложно читать, хотя и привыкла я к почерку. Полупрозрачная страница, мелкая чужая тайна, которую матушка спрятала в единственном по-настоящему надежном месте. Зато теперь понятно, почему из дому вынесли все.

...бабушка знала.

...однако это никак не повлияло на планы моего свекра. Он пребывал в убеждении, что мы просто чего-то не учли. И даже председатель коронной комиссии, задачей которого было оценить возможность продолжения проекта, поддался этой убежденности.

...а еще отступление было сродни признанию в том, что все эти смерти - зря. Ни смысла, ни... и коронная комиссия вкупе с председателем не любила признавать ошибки.

Недоработка же - дело обыкновенное.

...именно тогда к делу привлекли Фердинанда. Он успел зарекомендовать себя как блестящий теоретик, чьи работы заставили пересмотреть отношение к магическому искусству. Некоторые его идеи, без сомнения, гениальны. И оттого вдвойне больнее осознавать, что он стал лишь тенью себя самого.

Здесь я могла бы поспорить с матушкой. Колдунов много, есть посильнее, есть послабее, но... что-то не слышала, чтобы кто-то из них рвался перевороты в науке устраивать.

Однако с дядей стоит поговорить.

Я была против. Я понимала, насколько мы все увязли в этом деле, и как бы пафосно ни звучало это, я чувствовала кровь на своих руках. И я не желала, чтобы кто-то еще стал жертвой этой гениальной задумки. Но мой свекор полагал, будто вправе распоряжаться своими детьми.

Он просто призвал Фердинанда и поставил его в известность.

Он передал записи. Чертежи. Все, что у нас было, велев изложить свои мысли.

В тот вечер Фердинанд поссорился с отцом и братом. Он кричал. И не стеснялся в выражениях. И был во многом прав. Но именно тогда, пожалуй, я сполна осознала, как виновата.

Ай, виновата или нет, но эксперимент продолжился.

Я так думаю. И следующие строки убедили меня в собственной правоте.

...следующую группу набирали исключительно из добровольцев. Они заключали договор, в котором и оговаривались все возможные проблемы.

А составлял его, не сомневаюсь, Аарон Маркович, поэтому проблемы были описаны пространно и тем занудным языком юриспруденции, который для большинства хуже иностранного.

...им щедро платили, и для многих этого было достаточно. Признаюсь, я с самого начала полагала, что люди эти обречены, но к стыду своему и не пыталась отговорить их, решив, что каждый сам делает свой выбор. Каждый кандидат был обследован и, при наличии серьезных заболеваний, не поддававшихся коррекции, исключен. Правда, таких было немного. Мы уже знали, что наличие дара благотворно сказывается на здоровье его обладателя. Среди доноров почти не находилось людей, которых можно было бы назвать непригодными. В то время как подыскать подходящих реципиентов оказалось крайне сложно. Из десятерых желающих годен был лишь один. Ко всему согласно пожеланию Фердинанда мы подбирали пары по принципу максимального сходства, учитывая пол, возраст, положение и состояние здоровья.

Фердинанд внес коррективы в ритуал.

Я не знаю, какие именно, ибо к этому времени меня допускали лишь к малой части разработок, впрочем, не меня одну. Полную картину видели лишь мой свекор, супруг и Фердинанд. Даже моя свекровь, человек, пользовавшийся полным доверием, не знала многого.

А лист-то подходил к концу.

И почему-то меня это несказанно тревожило.

...первая стадия прошла отлично.

Процедура изъятия была отработана, разве что согласно задумке Фердинанда оно было двойным.