— Мы входим в город на рассвете, одновременно с другими полками на востоке, юге и севере. Мы объединимся около сооружения некронов. Там и состоится последняя битва этой войны — и будет одержана победа.

Потом полководец обнародовал план подрыва пирамиды и сказал, что честь выполнить задание выпадет отделению СПО, но не указал какому. Упоминая Гюнтера, он назвал его «сержант 1419», что мало кому что-то сказало. Многие солдаты стали нервно переглядываться, выискивая номер на бляхе. Они хотели убедиться, что не их принесут в жертву. Они тоже не понимали.

— Почему СПО? — Гюнтер услышал, как один из солдат жалуется, когда они вернулись к работе, а офицеры Крига ушли. — Почему этот безликий ублюдок не послал кого-то из своих ради разнообразия?

Соресон резко заметил, что тот говорит о старшем офицере, представляющем самого Императора. Солдат хмуро посмотрел на него, но промолчал. Но он был не единственным недовольным. Гюнтер слышал, как они бормочут, когда он отвернулся:

— …они ценят их жизни выше наших, но даже не…

— …Браун должен был встать и сказать, что мы больше не потерпим. Хенрик бы…

— …с остальным, хотел бы я знать. Когда атомные заряды взорвутся…

— …есть противогазы, защищающие от радиации. А мы…

Он утешал себя тем, что эти нытики — только что призванные новобранцы. Их подготовка была еще короче, чем у Гюнтера, и никто из них не имел опыта настоящего сражения. Они не видели некронов. Через сорок минут к нему подошел один из них: светловолосый, веснушчатый парнишка лет шестнадцати или семнадцати из его отделения.

— Некоторые из нас интересуются, сержант, — сказал он, — отделение, посланное в гробницу… Сержант, это мы?

— Да, солдат, — ответил Гюнтер, и парень посерел лицом.

Часом позже сержант Корпуса Смерти сообщил ему, что один из его людей попытался дезертировать и был застрелен. Гюнтер разозлился на себя и устыдился. Он должен был предвидеть такую возможность и попытаться предотвратить ее.

Когда наконец лейтенант Харкер, командир взвода, построил отряд отдельно от остальных, все уже понимали, что он им скажет. Он говорил о том, какая великая честь выпала этим десяти… девяти. Он сказал, что их завтрашняя миссия сделает их героями. А потом, к удивлению Гюнтера, предложил каждому солдату перевод в другое отделение, если он согласен. Трое согласились — нерешительно и, очевидно, ожидая подвоха. Гюнтер разочаровался в них, но был горд оставшейся пятеркой. И он воспрял духом, когда после произнесенных слов нашлись добровольцы, желающие заменить отказавшихся.

Хотя Гюнтер разрешил бы ситуацию иным методом, но ему пришлось признать, что этот способ был эффективнее. У него снова было девять человек, и каждому он мог доверять. Они сделают то, что должны, — умрут, но доставят важнейший груз. Потому что в одном все они были похожи на Гюнтера. Они верили в свою миссию, и им не нужно было иных мотивов — наград или повышений, — чтобы сражаться. Им было достаточно знать, что их смерть переломит ситуацию в войне, и потому они были куда счастливее, чем те, кого заменили. Все равно, скорее всего, эти люди умрут завтра в страхе, дешево продав жизни. Гюнтер и его отделение не испытывали страха — их судьбы были предопределены. Идущие на смерть, они обрели спокойствие, зная точно, когда и как умрут.

Глава двадцать третья

Костеллин складывал вещи.