- Не-ет, - задушенным голосом пробормотал Дмитрий Олегович, не теряя еще надежд доползти до края постели. Скользкое и гладкое покрывало тянуло его назад. С каждым новым поползновением Курочкин все больше ощущал себя подбитым летчиком Маресьевым в окружении обледенелых торосов. Не хватало только шишечки, которую можно было по пути обглодать.

- О'кей, - согласилась валютная негритянка. - Уже поняла, дарлинг. Обнажен будет только один из нас. Тебе помочь, май лав?

Темнокожая путана успела приноровиться к мягким хитростям постели"сексодрома". Теперь она просто похлопала по перине - и Курочкин сам заскользил под горку вниз, тщетно стараясь задержать свое движение. Вот уже мощный бюст, стянутый красным лоскутом купальника, навис над Курочки-ным мягким и неумолимым дамокловым мечом.

- Не на...до, - из последних сил выговорил Дмитрий Олегович. - Я не хо... - Зубами он вцепился в покрывало и приостановил сползание. Свободными руками и ногами он начал энергично подгребать, нашаривая точку опоры.

Негритянка замолчала, о чем-то напряженно раздумывая.

- Прости меня, дарлинг, - наконец, виновато сказала она. - Как же я сразу не сообразила! Сперва мы каждый в своем, а на счет "три" быстро меняемся одеждой. Да?..

"Нет!!" - мысленно завопил Курочкин, однако вслух не издал ни звука, опасаясь выпустить из зубов спасительный клок покрывала.

- ...Мне так неловко, - покаянным тоном вымолвила черная интердевочка. - Ну, не сердись, дарлинг, у меня очень давно не было трансвеститов. Они в России - такая редкость, как белые слоны в Найроби... О-о, до чего у тебя славный пиджак! Он меня та-ак возбуждает! - почти без паузы продолжила она. - Я та-ак его хочу, дарлинг, умираю...

Курочкин представил, как на негритянке трещит по швам его старенький пиджачок - и ужаснулся. Потом он вообразил, как натягивает на себя красный купальник Валентининого размера, - и ужаснулся втройне.

- Я - не транс... - выдохнул он, упуская единственную точку опоры и начиная неумолимо съезжать прямо в лапы чернокожей профессионалки.

Валютная негритянка заметно расстроилась: прошло уже минут десять, а она все еще не могла угодить дорогому высокотарифному клиенту.

- О, май да-а-арлинг, - жалобно протянула она. - Ты огорчен... Ты обижаешься на свою куколку, на свою девочку...

При этом тяжелый девочкин бюст, еле сдерживаемый красным купальником, придавил Дмитрия Олеговича к кровати. Чувство насекомого, угодившего под солдатский сапог, хорошо было знакомо Курочкину из семейной практики. Правда, от своей супруги он никогда не слышал таких жалобных интонаций. Накрепко пригвоздив его к супружескому ложу, Валентина обычно командовала: "Делай - раз, делай - два!.."

- О, только не молчи, дарлинг... - в голосе негритянки послышались слезы. - Скажи, как ты хочешь. Мне казалось, я знаю все русские фантазии... Может быть, я слишком стара для тебя?

Зажатый бюстом, Курочкин лишился возможности возразить.

- О-о, я старая! - вполголоса зарыдала негритянка, не дождавшись ответа. - Я ведь так и думала!

Я дряхлая, ни на что не годная! У нас в Найроби меня бы давно съели...

Дмитрию Олеговичу стало стыдно за свою черствость. Извиваясь под тяжестью бюста, Курочкин все-таки нашел в себе силы остаться воспитанным человеком.

- Нет, что вы... что вы... - галантно прохрипел он. - Вы не старая... Совсем наоборот...

Дмитрий Олегович и сам не понял, к чему он ляпнул это "наоборот". Зато темнокожая путана сразу обо всем догадалась.

- О'кей! - расцвела она. Своей ослепительной улыбкой негритянка тотчас же перещеголяла американского госсекретаря: у нее-то зубы наверняка были свои, а не из кабинета стоматолога. - Наоборот, о'кей!

Черная интердевочка нежно потрепала Курочкина по плечу. Это был ощутимый знак внимания, плечо заныло.