Стиснув зубы, Клэр ждала.

Бум.

Мало-помалу она начала ощущать, как в груди нарастает непонятное чувство, новое и явно опасное для них обеих, почти неконтролируемое, непреодолимое, усиливающееся на фоне их смеха и завываний младенца. Один из близнецов протянул руку и, ухватившись за ее сосок, сильно ущипнул его. Другой с силой ткнул ее кулаком в ребра.

Бум.

Смех.

Вот, теперь в живот. Снова в ребра. Еще тычок.

Проклятые нелюди. Почище Стивена. Все они…

Бум.

Затем пара рук потянулась мимо нее к Эми, пытаясь оторвать от нее тело подруги.

Клэр еще плотнее прижала к себе Эми, чувствуя, как в нее впиваются ее холодные пальцы, как нарастает в груди то самое напряжение. При этом она прекрасно понимала, что пройдут какие-то считаные мгновения, и их все же оторвут друг от друга – окончательно, раз и навсегда, что пещерные люди намного сильнее ее самой и без особого труда смогут это сделать. И все же она была не в состоянии смириться с подобным исходом, все так же ощущая рыдания прильнувшей к ней Эми, чувствуя опасность, переполняясь гневом и той яростной силой, пока не раздался очередной звук.

Бум.

Клэр ощутила, словно внутри ее что-то вспыхнуло, и тут же в ярости оторвалась от стены, с силой вонзаясь во что-то согнутым коленом. Дикарь отчаянно заголосил и, в три погибели согнувшись и держась за промежность, рухнул перед ней на колени. Он покатился к костру и там остановился перед самой кромкой огня.

Уже через мгновение девушка-подросток выхватила из ее объятий Эми, а близнецы и та девочка в человеческой коже, вцепившись в Клэр, повалили ее на землю и принялись топтать и пинать – в ребра, в голову, в спину. Боль металась по ее телу, готовая в любую секунду вырваться за его пределы, словно скользящая над поверхностью океана птица, намеренная избавиться от преследующего ее хищника.

Ее взгляд оставался прикованным к катающемуся у костра мужчине.

0:05

Грудь Питерса ощущалась как осиное гнездо.

А все это виски – как же жгло оно, это сучье творение рук человеческих, будто двумя ножами полосовало его плоть возле грудины.

Между тем именно оно и спасло его жизнь.

Словно он и в самом деле собирался еще жить.

Питерсу казалось, что он воняет, словно полбара «Карибу» наутро после новогодней ночи, а сам он был похож на недорезанного борова. Вдоль бока от подмышки и вниз, к самой пряжке ремня, тянулась темная и широкая полоса. В темноте ее можно было запросто принять за кровь.

Судя по всему, они посмотрели на него и решили, что перед ними лежит еще один мертвый пьяница.

Крови тоже хватало, хотя и нельзя было сказать, что он прямо-таки истекал ею. Пока – не истекал. Мальчишка явно торопился, но все же успел смекнуть, что нож задел кость. Рана в боку оказалась куда глубже, крови из нее успело вытечь больше, чем из груди, но щенок перерезал ему всего лишь хрящ – в общем, вышло то самое, что в киношках про ковбоев называют «царапиной». Хотя боль и вправду была адской.

Встав на четвереньки, Питерс снова замер, словно задумался, стараясь определить, куда именно собирается вот так ползти.

Не было никакого смысла проверять состояние Манетти или Гаррисона. Во время схватки он был достаточно близко от них, да и луна светила ярко. Он совершенно отчетливо видел мертвые тела, лежавшие у дороги. Их полнейшая неподвижность почему-то вызвала в памяти образ свалки – как-то так же мертво и уныло лежат отправленные туда вещи.

Их смерть показалась столь же нелепой и отвратительной, как и кончина Кудзиано. Славные, смелые были парни, погибшие задолго до полагающегося им срока.