Харден опустился рядом с ней на колени.

— Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

Снова раздался кашель. Женщина подняла голову, прислушиваясь к приступу, который никак не кончался, перейдя в душераздирающие хрипы. Когда кашель наконец прекратился, ее напряженное тело облегченно расслабилось.

— Это мой муж. У него рак горла. Еще два дня назад он был здоров, — сказала женщина удивленным тоном, — а доктор говорит, что к ночи он умрет... Наш мальчик должен приехать из Плимута...

Харден кивнул. Доктор Аканке вчера упоминала про этого больного.

— Сперва я не хотела ему звонить, потому что у него как раз экзамены, но скоро все кончится. — Она выглядела измученной, ее круглое лицо было белым, как штукатурка. Приступ кашля за стеной начался снова. — Наверно, он очень страдает. Я хочу, чтобы он умер поскорее.

— Я понимаю, — сказал Харден, взяв женщину за руку.

— В этом нет ничего плохого.

— Конечно, нет.

Внезапно он заплакал, изливая на груди незнакомой женщины свое горе. Так их застал сын женщины, студент университета. Он поблагодарил за сочувствие.

Насытившись по горло своими хождениями, он позвонил Биллу Клайну в Нью-Йорк. Клайн, будучи не в состоянии убедить Хардена в тщетности юридических процедур, связался со своими друзьями в Вашингтоне. На следующий день кто-то, обладавший в американском посольстве влиянием, решил, что Питер Харден заслуживает личного внимания поверенного в делах. Его звали Джон Кейв. Это был скучный молодой человек, носивший галстук «Линкс-клуба» и занимавший внушительный кабинет с окнами, выходящими в сад.

— Полагаю, — начал Харден, — вы должны знать, что я намереваюсь подать в суд на капитана корабля, потопившего мою яхту. Я выяснил, что его зовут Седрик Огилви и, судя по всему, он английский гражданин. Я хочу, чтобы меня представили какому-нибудь чину из Адмиралтейства, который обладает полномочиями, чтобы начать расследование.

— "Левиафан" зарегистрирован в Либерии, — возразил Кейв. — Подставной флаг.

— Меня не интересует, кто владельцы корабля. Меня интересует капитан.

— Как там Джон? — поинтересовался служащий Адмиралтейства, к которому Кейв направил Хардена.

— Я только что от Него, — ответил Харден. Его терпение истощалось. С утра болело колено, и в чересчур душном кабинете его лихорадило. Он ослабил галстук и расстегнул белый воротничок.

— Доктор Харден, я обсуждал ваше дело с теми людьми, с которыми вы вчера встречались, и полагаю, что все факты мне известны. К несчастью, сэр, мы ничего не можем для вас сделать. Если бы вы были не единственным свидетелем происшествия и если бы это был очевидный случай должностного преступления, то мы могли бы арестовать судно, но, насколько нам известно, ни одно из этих условий не выполняется. Простое слушание в суде было бы бесполезно, так как у нас нет полномочий подвергать судебному преследованию либерийский корабль.

— Но капитан — англичанин, — упрямо ответил Харден. Его волосы упали на лоб, и он откинул их назад. Ему давно нужно было подстричься, он чувствовал себя чересчур лохматым в этих аккуратных кабинетах. Его сердце защемило при мысли о том, что Кэролайн всегда стригла ему волосы. Он не ходил в парикмахерскую десять лет.

— Англичанин, но командует судном под иностранным флагом, который принадлежит бог знает кому, — возразил служащий. — Мне очень жаль, сэр. Искренне вам сочувствую.

Он вздрогнул, ощутив на себе невидящий взгляд Хардена.

Выйдя из Адмиралтейства, Харден зашагал под дождем вдоль набережной.