В том, что он жив, Гризомбра убедили боль в голове и руке, а еще голоса двигавшихся вокруг него неясных, расплывчатых фигур. Он вроде бы помнил, что его везли на кэбе, причем без особого комфорта. Помнил яркую картинку на рекламном щите омнибуса, страшный лошадиный храп и жуткое ощущение падения.

Потом в глазах прояснилось, и от этого стало только хуже. Над ним, участливо склонившись, стоял Джеймс Мориарти, а среди других он узнал Вильгельма Шлайфштайна.

— Вы в безопасности, Гризомбр, — заговорил Профессор. — Зачем было бежать? Вам никто не желает зла.

Гризомбр напрягся и попытался встать, но, обессиленный, снова упал на подушку.

— Послушайте, Жан. Профессор говорит правду. — Шлайфштайн подошел ближе. — У вас сломана рука, у вас синяки и ссадины. Пострадала, несомненно, и ваша гордость. Я знаю, потому что и сам был в подобном положении, когда Профессор вот так же обвел меня вокруг пальца, но все так, как он и говорит. Мориарти сделал это для того лишь, чтобы доказать свое превосходство. Мы разговаривали, и я с ним согласился. Континентальный альянс должен возродиться с ним во главе.

— Не утруждайте себя. Не волнуйтесь. — В голосе Мориарти слышалась искренняя забота. — Вы в надежном месте и проведете здесь некоторое время, но мои люди будут относиться к вам, как к своему. Поспите. Я вернусь завтра.

Гризомбр кивнул и закрыл глаза. Сон, глубокий и целительный, не заставил себя ждать. Ему снилась залитая огнями улица с десятками идущих по ней омнибусов. Все пассажиры были женщинами, и в их глазах и лицах он видел насмешливую улыбку. Все они были на одно лицо, и он знал это лицо — их всех звали Мона Лиза.

Взяв книжицу в кожаном переплете, Мориарти открыл последние страницы с зашифрованными пометками, касавшимися шести мужчин. Тех, кому он поклялся отомстить любой ценой. Он достал ручку и провел тонкую диагональную линию через те страницы, что были отведены для Жана Гризомбра.

Глава 7

ГРЕХОПАДЕНИЕ И РИМСКАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ

Лондон и Рим:

вторник, 9 марта — понедельник, 19 апреля 1897

Выбор времени имеет первостепенное значение, — сказал Мориарти. — Но об этом позаботится Спир. Что мне нужно от тебя, дорогая Сэл, так это знать: готова или нет наша итальянская Тигрица.

— Готова, — с легкой, как могло показаться, досадой ответила Сэлли Ходжес и повернулась к высокому зеркалу, украшавшему стену спальни. — Эти французские панталоны, они щекочут твое воображение, Джеймс?

— Они, как глазурь на готовом уже торте, никогда не бывают лишними. Расскажи, насколько она готова.

— Я сделала все, что могла. — Сэл подошла к кровати, на которой лежал Мориарти. — Судя по вопросам, тебя ждет путешествие в Рим.

Он молча кивнул.

— Пасха — самая подходящая пора.

— Девочка прошла хорошую школу, Джеймс. Главное, чтобы ты не научил ее лишнему, пока будешь с ней.

— Разве я не буду ее отцом?

— Тогда сомнений нет — все закончится инцестом.

— Карлотта — всего лишь наживка. Кстати, пора предпринять и еще кое-какие шаги. Говоришь, Кроу на крючке?

— По словам Харриет, он клянется, что жить без нее не может.

— Отлично. Похоже, им в полной мере овладело то безумие, которое часто находит на мужчин в его годы.

— Каков твой план?

— Когда человек обретает привычку к чему-то, а обстоятельства чинят ему препятствия, человек этот нередко вступает на путь саморазрушения.