— Что же мне с тобой делать, стихийник? Ты позволил ускользнуть моей помощнице. Сильной помощнице. Сам-то явно ей уступаешь.

— Вы правы. Мне далеко до умений Мари.

— Но склянки с зельем замораживать умеешь? — спросила она ядовито.

— Пару склянок за раз, пожалуй, заморожу.

— Н-да… Не слишком ты умелый помощник, — проворчала целительница. — Но раз другого нет, так и быть, живи. Мои клиенты привыкли к новым зельям, не хотелось бы лишать их новинок. Но если посмеешь своевольничать, закончишь, как та девица на площади. Я не терплю неподчинения, стихийник…

Госпожа Кин давала понять, что нуждается в помощнике с погодным даром. Мол, в его интересах подчиняться. Но Мари видела, что та кривит душой. Вредная бабка легко уничтожит Эрма. Просто ради развлечения. Ради прихоти. Забудет и об особенных зельях, и о желаниях клиентов. С Мари ей нравилось играться, а Эрм… Эрм — скучная игрушка. Такую не жалко сломать…

— Нет! Не смей, старая карга!

Мари села на диване, тряся кулаками и обливаясь слезами. Горькими, как полынь.

— Тише, родная. Тише. Это просто сон. Дурной сон. Он растворился, слышишь?

— Ох… — Мари заплакала пуще прежнего, встретившись взглядом с Вестой.

Мать сидела рядом на диване. Пришла, когда дочь спала, и осталась охранять ее сон.

— Всё хорошо, — повторила Веста, силясь улыбнуться, но ничего не вышло. Кажется, она разучилась это делать.

Мари покачала головой. Ничего не хорошо. Эрм в руках у злобной целительницы, если, конечно, верить сну, а мать… мать похожа на покойницу: похудевшая, бледная, под потухшими глазами чернота.

— Прости, — прошептала Мари. — От меня одно горе.

Веста застонала.

— Небо! — она обхватила голову дочери ладонями и поцеловала лоб сухими губами. — Не говори так. Никогда не говори. Ты единственное, ради чего стоит жить.

— Единственное, — повторила Мари с горечью. — А как же отец?

Изумрудные глаза наполнила странная дымка.

— Без тебя ничего не имеет смысла…

Мари поняла, что отношения родителей изменились за последние месяцы. Их Величества не справлялись с горем и отдалились друг от друга. Или это Веста отдалилась от Инэя…

И это вина дочери. Её вина!

Мари громко всхлипнула и… позволила матери обнять себя, как маленькую, прижать к себе и не отпускать целую вечность. Она успела выплакать всё горе без остатка, затихнуть и даже почти уснуть, а Веста всё укачивала ее, как младенца, что-то напевая тихо-тихо…

Чудилось, из тела уходит яд, что отправлял невыносимо долго. Боль не прошла, но притупилась, позволяя дышать и жить дальше. Пытаться жить дальше. Без Эрма. Рядом с родителями, между которыми разверзлась пропасть. Появились даже силы, чтобы однажды (возможно, уже завтра) взглянуть в глаза Тренту Вилкоэ и приговорить его к… к… к смерти, если придется. Он — сорняк, который нужно вырвать с корнем, чтобы снова не разросся. Больше нельзя проявлять слабость. Она — Принцесса. Как там сказал Содж Иллара во время последней встречи? Нужно уметь принимать трудные решения. Что ж, Мари научится их принимать…

Гораздо труднее жить с чужими решениями. С решением Эрма уступить место Тему. И с решением Витта не брать Эрма…

— Расскажи мне, как ты там жила — в большом мире? — заговорила, наконец, Веста.

— Нечего рассказывать. То есть, о самом мире нужно рассказать многое. А наша жизнь там была простой. Мы работали в гостинице. Эрм охранником, я горничной, Тем был мальчиком на побегушках: и обувь чистил, и за покупками бегал, и…

Мари замолчала, увидев морщинку на переносице матери.