О, вау! Не могу поверить, что она разместила это в Интернете. Видели бы это ее родители.
Закончилось тем, что я просидела у Молли еще час, а потом побежала домой писать очерк. Его нужно было сдать завтра, и я знала, что не могу отнестись к этому безответственно.
Мама и папа сидели в кабинете и смотрели фильм по телевизору. В доме пахло попкорном. Они ели попкорн чуть ли не каждый вечер.
Они говорят, что в нем мало калорий, и поглощают его огромными мисками.
Я начала было подниматься по лестнице в мансарду, но потом вспомнила, что эта комната уже не моя. Поэтому я повернулась, прошла через коридор и вошла в маленькую комнатку для шитья.
Я включила свет, и у меня перехватило дыхание.
— О, нет….
Мой постер.
Мой постер «Скаллбоя».
Рамочка и стекло были раздавлены. Я увидела осколки на полу.
Застыв, я стояла в дверном проеме, не в силах сделать хотя бы шаг и отвести взгляд от разбитого стекла.
А потом я увидела, что мой постер разорван посередине. Он был разорван надвое. А лицо Баззи… исчезло. Он было оторвано.
Сердце колотилось. Я похолодела, как будто комната обледенела.
Я несколько раз моргнула, как будто стараясь отогнать это видение.
А потом я остановила взгляд на портрете Фиби. У меня снова перехватило дыхание, когда я увидела красные усы на морде собаки. И красные мазки на ее глазах.
О-о-о-о-у! — я с такой силой сжала кулаки, что ногти впились в ладони.
Я сделала глубокий вдох. Еще один. Но я не могла успокоиться.
Это последняя капля, Этан, — процедила я сквозь зубы. — Это не смешно. Это гадко и низко.
Я повернулась и направилась к лестнице, ведущей в мансарду.
Что я собиралась делать? Я не знаю. Я не могла четко мыслить. Красные усы стояли у меня перед глазами.
Я была в такой ярости! Мне хотелось разорвать его пополам — так же, как он разорвал мой постер.
Я зашагала по лестнице. Руки мои все еще были сжаты в кулаки.
На этот раз ты зашел слишком далеко, — пробормотала я. — Слишком далеко.
Я ворвалась в комнату. Там было темно, за исключением бледного отсвета ночника на полу. Я чуть не споткнулась о кучу грязной одежды, брошенной посреди ковра.
Пинком отбросив джинсы с дороги, я бросилась к кровати Этана.
Этан?
Только спустя некоторое время, когда мои глаза адаптировались к тусклому серому свету, я увидела растянувшегося на кровати болванчика. Г олова его покоилась на подушке.
— Этан…?
Никакого ответа. Этана в постели не было.
«Что это?»
Я услышала звуки льющейся воды, доносившейся из ванной комнаты.
«Этан, наверное, в душе», — подумала я.
Застыв, я стояла, то сжимая, то разжимая кулаки.
А затем я вскочила, потому что болванчик зашевелился.
Голова его дернулась. Мистер Плохиш быстро сел. Деревянные веки щелкнули, и голубые глаза раскрылись.
Отвратительный болванчик повернул голову и устремил взгляд на меня.
Я услышала хриплый шепот:
— Я не люблю тебя, Бритни.
11
Дыхание у меня перехватило. Я попятилась и ударилась о стену.
Болванчик смотрел на меня со своей отвратительной ухмылкой. Затем он медленно опустился на подушку.
«Этого не может быть, — говорила я себе. — Но это так. Здесь происходит что-то очень страшное.
Этан внизу. Болванчик сел сам.
И говорил!
И он ненавидит меня!»
Ноги мои дрожали, когда я с трудом отошла от стены. Я не сводила глаз с мистера Плохиша.
Его все еще широко раскрытые глаза смотрели в потолок. Но он больше не шевелился. |