– У Гарри Кэмбри были другие проблемы, – вмешалась Дебора. – Разве Мик не собирался модернизировать газету? Не взял ссуду в банке? Может быть, Гарри захотел получить полный отчет о том, как были потрачены деньги? А когда он выяснил, что деньги были потрачены на то, что его больше всего бесило – на другую жизнь Мика, – он не выдержал.

– А как объяснить состояние гостиной?

– Надо же было замести следы, – отозвался Линли. – Вот он и придумал расследование, из‑за которого якобы было совершено убийство.

– Однако это не проливает свет на два другие убийства, – заметил Сент‑Джеймс. – Опять подозрение падает на Питера. Томми, если Брук не упал сам, его кто‑то толкнул.

– Тогда – в бухту и в редакцию.

– Думаю, там мы узнаем правду.

Они миновали ворота времен Тюдоров, остановились в саду, чтобы поздороваться с собакой леди Ашертон, которая убежала от хозяйки, не выпуская мяч из зубов. Линли взял у нее мяч, бросил подальше и стал смотреть, как собака радостно помчалась за ним. Тут распахнулась парадная дверь, и показалась леди Ашертон.

– Ланч на столе, – сказала она и повернулась к сыну. – Звонил Питер. Его только что отпустили, но взяли подписку о невыезде. Он спросил, можно ли ему пожить на Итон‑террас. Томми, я правильно сделала, что разрешила? Я ведь не знала, захочешь ли ты?..

– Правильно.

– Он говорил совсем по‑другому, не так, как прежде. Может быть, он теперь изменится? К лучшему.

– Изменится. Да, я думаю, что изменится. И я тоже. – Линли почувствовал, как его охватила мимолетная дрожь. Он посмотрел на Сент‑Джеймса и Дебору. – Оставьте нас, пожалуйста, на пару минут, – попросил он и благодарно улыбнулся, когда они, не задавая лишних вопросов, пошли к дому.

– Томми, что случилось? – спросила леди Ашертон. – Я чего‑то не знаю? О Питере?

– Сегодня я все расскажу в Пензансе, – сказал Линли и увидел, как побелела его мать. – Он не убивал Мика. Мы с тобой это знаем. Но он был в коттедже после Джона. Мик был тогда жив. Это правда. И полицейские должны ее знать.

– А Питер знает?..

Ей не хотелось договаривать, и Томми сделал это вместо нее:

– О том, что я собираюсь поговорить с полицейскими? Знает. Однако и Сент‑Джеймс, и я думаем, что сможем сегодня очистить его имя от подозрений. Он рассчитывает на нас.

Леди Ашертон выдавила из себя улыбку:

– Тогда я тоже буду рассчитывать на вас.

Она повернулась и пошла к дому.

– Мама.

До последней минуты он не понимал, как ему будет трудно произнести это слово. Почти шестнадцать лет отчуждения стали пропастью между ними, и, чтобы перейти ее, ему потребовались все его силы.

Она медлила, не снимая руку с ручки двери, и ждала, что он скажет.

– Я был неправ в отношении Питера. И всего остального тоже.

Леди Ашертон подняла голову, и лукавая улыбка коснулась ее губ.

– Ты был неправ? Но, Томми, он – мой сын, и я отвечаю за него. Не вини себя понапрасну.

– У него не было отца. Я мог бы быть ближе к нему, а я не захотел. Мне надо было приезжать домой, проводить с ним больше времени, а мне это казалось выше сил, и я бросил его.

Линли видел, что она все поняла, поэтому ее рука соскользнула с ручки двери. Его мать подошла к нему. Он посмотрел на герб Ашертонов на фасаде, который больше не казался ему забавным анахронизмом, ибо он увидел в нем декларацию силы. Пес и лев сошлись в битве. Пес погибал, но не выказывал страха.

– Я знал, что ты любишь Родерика. Я видел, что ты любишь его. И я хотел наказать тебя.