Барбор сделал движение, которым отгоняют мух. Афра плюхнулся к ногам Натабуры, тут же вскочил и показал большие белые зубы, но даже крылатый медвежий тэнгу ничего не смог бы сделать с полубогом.

– Стой! – приказал Натабура и невольно отступил на шаг. Кими мо, ками дзо!

Таких огромных полубогов ему еще видеть не приходилось. Вот почему молчал Мус, понял Натабура. Боги не всегда хотят, чтобы смертные видели будущее. Если бы я знал Мус, я бы точно побоялся сунуться сюда. Интересно, применимо ли в бою с ним ёмоо нодзомимитэ? С Богом Ван Чжи этот фокус прошел. На мгновение Натабура ощутил такой кураж, что готов был сразиться и с полубогом. А потом понял, что сама мысль о ёмоо нодзомимитэ будит прежние силы, тем более что он хорошо запомнил, как входить в 'то, которое это'.

Полубог застыл, разглядывая что-то вдали и не вникая в суть разговора. Он выполнил просьбу Богов – напугать человека, и теперь из вежливости ждал, когда о-гонтё прекратит каркать. Если бы он знал о судьбе Бога Ван Чжи, он бы поостерегся, но Барбор, как и все Боги, был беспечен и равнодушен к судьбе конкретного человека.

Ждет, когда я уйду, понял Натабура, свистнул Афра и пошел, оглядываясь. Афра нехотя поплелся в трех шагах позади, тоже оглядываясь на старую приятельницу, но больше – на Барбора и показывая ему огромные клыки. Давно это было, думал Натабура, года три назад? Нет, больше. Два года земных и два года волшебных. Значит, всего четыре, а кажется, будто вчера. Хорошее было время. Беззаботное: иди, куда хочу, и делай, что нравится. А теперь?… Эх-х-х!… Только он забыл, что едва унес ноги из этой сугоруки.

В этот момент лес поклонился до самых корней. Вместе с мертвыми самураями, горами, хребтом Оу и морем. Все смешалось, перевернулось. Небо упало. Стало темно, как ночью. Натабура сел в сугроб, подгребая под себя Афра и стараясь уберечь его от непонятно чего. Меч, подумал он. Меч. Барбор срубил. Вот в чем заключалась его задача – извести нас. Надо было все-таки драться.

Но он ошибся. Стало светло, как и прежде. Деревья с привязанными к ним самураями стояли на месте. Снежные вершины Оу возвышались, словно не вертелись до этого, как юла. А на душе у Натабуры стало так хорошо, так приятно, словно он попал в родные места и бежит цветастым лугом вдоль ручья. А ведь летом здесь действительно течет ручей и море цветов. Он огляделся, замечая то, что раньше не замечал: красно-черный уголек на белом-белом снегу. Ничего подобного здесь, на этом поле не должно быть, подумал Натабура. Откуда? И, боясь обжечься, поднял его. Вот он – вещий сон, похоже на Мус, понял Натабура, только с зимним пейзажем. И посмотрел туда, где стоял Барбор. Ни полубога, ни о-гонтё не было и в помине. Неужели мне приснилось, подумал Натабура и разжал ладонь. Огонек тлел, но руку не жег. Вот зачем меня сюда привели, понял Натабура. А я и не знал, что так бывает. Только зачем этот огонек? Зачем? Еще одна загадка. Надо спросить у учителя Акинобу.

Натабура еще не понимал, что Боги своим покровительством оказывают им медвежью услугу, подталкивая ум к лености, бездействию и местничеству. Правда, люди, сильные духом и наделенные стремлением к познанию, не замыкаются в собственной жизненной оболочке. Но это не оправдывало Богов, потому что они были сутью всего, а над ними ничего не было. Должно быть, поэтому они и действовали избирательно, а хонки все портили, пытаясь ввести людей в заблуждение.

***

Когда Натабура и Афра вернулись, вещи уже лежали на берегу. Единственная уцелевшая курица потеряно бродила поблизости и что-то вяло клевала. Юка взволнованно бросилась на шею.

– Слава Будде! Я бы давно уже пошла на подмогу, да учитель Акинобу не дал.

Натабура тоже обрадовался встрече и хотел сказать, что только о ней и думал, а еще о доме в окружении хризантем на берегу Хиёйн.