На улице оружейников они зашли в одну из мастерских, причем Гектор отлично знал, какую выбрать. Он знал и имена двух братьев–оружейников, работавших здесь, и с гордостью показал базилевсу их работу. Прекрасно выкованные и с тончайшим искусством отделанные мечи, ножи, щиты, боевые доспехи, наконечники для стрел и копий, — все было необычайно красиво.

— Как бритва! — восхитился Ахилл, попробовав ладонью лезвие взятого наугад кинжала, который, едва герой извлек его из ножен, сверкнул, как белый лунный луч.

— Да, заточка хороша! — улыбнулся старший из братьев–мастеров. — И тут все такое…

— А рукоять из чего? — Ахилл постучал ногтем по белому твердому материалу. — Похоже на кость, но такая гладкая и чистая. И такая твердая!

— Это кость и есть, — пояснил Гектор. — Редчайшая, ее привозили сюда из Персии. Она необычайно ценится. Это бивневая кость слона. Слышал ты о слонах?

— Да, — кивнул Ахилл. — Хирон о них рассказывал и рисовал их. Но я не знал, что из их страшных зубов делают такие отличные вещи.

— Возьми кинжал в подарок, — сказал Приамид–старший, явно довольный впечатлением, которое произвела мастерская и великолепные творения оружейников — Катону и Арикону я за него заплачу.

— Ну уж нет, царевич! — воскликнул коренастый, смуглый и при этом великолепно голубоглазый Катон. — Мы с братом тоже хотим сделать подарок самому отважному и самому благородному из ахейцев. Тот, кто вернул нам Гектора, пускай бы забирал хоть всю мастерскую!

И он снова заулыбался, открывая в улыбке зубы, еще более белые и чистые, чем роскошная слоновая кость.

Улицу оружейников завершала маленькая площадь перед храмом Гефеста, покровителя мастеровых, а за храмом располагался огромный пруд, на удаленном берегу которого белела длинная стена, сплошь обвитая диким виноградом. За нею курился дымок, и тянуло нежным запахом копченого мяса, каких–то пряностей, уксуса.

— Ты не проголодался? — спросил Гектор своего гостя. — Тут как раз такое место, где можно утолить голод и заодно отдохнуть.

После обильного обеда во дворце Приама прошло уже не меньше пяти часов, однако Ахилл пока не чувствовал голода, во всяком случае, не стал бы ради еды прерывать эту волшебную поездку. Троя завораживала его все сильнее, вместе с восхищением все более и более вызывая непонятное чувство некоей внутренней связи, сопричастности, будто все здесь было ему не чужое. Он не думал, что когда–либо видел что–то подобное — такого просто не могло быть, но красота Трои отзывалась в нем радостью и нежной тоской, как услышанная издали песня, которая кажется знакомой. И герой хотел было ответить на вопрос друга отрицательно, но, взглянув на него, передумал. Он увидел, что щеки Гектора, с утра залитые румянцем, сейчас заметно побледнели, на шее и висках выступили капли пота. Губы героя все чаще сжимались в волевом усилии подавить слабость и боль, и было ясно, что опасения придворного врача Кея оправдались — тряская езда в колеснице не пошла на пользу еще не до конца оправившемуся от раны Гектору.

— Стыдно признаться! — проговорил Ахилл. — Вы все сочтете меня обжорой, но я и в самом деле не против что–нибудь съесть. Тем более что пахнет замечательно. А что там такое, Гектор?

— Харчевня, — Гектор увидел, что базилевс не понимает этого слова, и пояснил: — Ну, двор такой, где можно купить еды и прямо там поесть. Прежде в Трое их было два десятка, сейчас только три осталось, да и те не процветают. Приезжих в городе нет, а своим не на что ходить по харчевням. Вот мы и поможем одному из харчевников поправить дела!

Царевич отцепил от пояса и подкинул на ладони связку серебряных и золотых пластинок с отверстиями посередине. Ахилл еще раньше заметил ее и сперва подумал, что это какое–то украшение, но потом вспомнил: такие пластинки уже попадались ему среди боевой добычи.