— А Гектор просил передать тебе еще и подарок в память об играх и о твоем участии в них!

И Антилох подал Пелиду бережно свернутую темно–красную ткань, густо затканную золотыми восьмиконечными звездами. Герой развернул ее и узнал тот самый роскошный плащ, в котором Гектор утром появился на празднике.

— Ни у Агамемнона, ни у Менелая нет такого плаща! — с восторгом проговорил Антилох, любуясь драгоценной тканью. — Действительно, в Трое умеют делать удивительные вещи. Смотри–ка, на нем и пряжка из чистого золота! Дорогой подарок.

— Среди той дани, что наши базилевсы уже начали делить и из–за которой уже дерутся, наверняка будут еще такие вещи, — спокойно заметил Ахилл. — А по мне, будь этот плащ самый грубый и простой, он был бы мне не менее дорог.

Придя к себе в шатер, базилевс позвал рабынь и приказал нагреть воды и наполнить умывальный чан. Они удивились: горячей водой герой мылся только после сражений. Ахилл и сам посмеялся над собой: пышный троянский праздник вызвал воспоминание о дворце Приама, о бассейне с постоянно теплой водой, текущей из горного горячего источника, о ванне, о мягких тканях постели… Рассмеявшись, он вытащил спрятанные в одной из сумок зеленые шишки афоры, которые ему дала Андромаха в день его памятного визита в Трою, и кинул несколько штук в чан. Шишки сразу размокли, и смолисто–ароматная пена поползла по поверхности воды. Ахиллу захотелось окунуться целиком, но чан был для этого мал, и он ограничился тем, что несколько раз облился из ковша, как следует обмыл горячей водой и растер куском холста все тело, после чего с наслаждением завернулся в мягкий и теплый плащ со звездами.

«Ну, разнежился! — упрекнул он себя, — Будто я уже дома. Да и там не будет такой роскоши… А какой? Не горячая же вода — роскошь. А шишек этих потребую себе два–три мешка в качестве дани. Кончатся — поплыву за ними в Трою. Вот! Будет, зачем приехать…».

Он лег, но заснуть не сумел. Почему–то пришел на память и уже не выходил из головы рассказ маленькой Авлоны о подслушанном ею разговоре незнакомых мужчины и женщины. Этот столь загадочный разговор постепенно вытеснил из сознания героя даже недавнюю чудовищную сцену безумия Аякса Теламонида. Ахиллу все больше и больше думалось, что эта тайна заключает в себе какую–то опасность. Хотя… была ли эта тайна, или, может быть, Авлона что–то не так поняла? Или не так услышала? Но ведь она была разведчицей, притом амазонкой, и в свои девять лет обладала необычайной памятью и умом… Женщина говорила мужчине, что о чем–то рассказала Гектору, и мужчина смертельно испугался. Она сказала еще, что Гектор не станет его трогать, потому что пожалеет мать… Но что же такого ужасного могла открыть Приамиду эта женщина, чего нельзя было рассказать царице Гекубе?

«Нужно спросить самого Гектора, — подумал Ахилл. — Во всяком случае, нужно рассказать ему об этом разговоре. Ведь если мужчина угрожал женщине, то эта тайна опасна… А что если опасность угрожает и Гектору?»

Подумав так, он едва не вскочил, собираясь немедленно идти в Трою. Но тут же удержал себя. Не ломиться же среди ночи в Скейские ворота, чтобы поднять с постели Гектора, измученного нелегкими состязаниями и рассказать о… да неизвестно, о чем! Нужно сделать это утром.

Тут же он вспомнил, что с утра его друг обязательно будет в храме Аполлона. Очень хорошо! Нет нужды идти в город — он встретит Гектора на холме. Есть эта опасность, или же ее нет, нужно все ему рассказать.

Только теперь — после всего, что произошло в этот день, Ахилл до конца понял, как стал ему дорог его недавний враг. Он вспомнил, что почувствовал, увидев, как Гектор упал, корчась от боли, после жестокого удара Энея, вспомнил свой страх и острое соощущение этой боли.