Если бы крик прозвучал на самом деле, амазонка, с ее тончайшим слухом, уж конечно, тоже бы проснулась.
Но Ахилл не мог прогнать тревоги. Его сердце билось учащенно, толчками. Что–то произошло, вернее, происходило как раз сейчас, но он не мог понять, каким образом ощущает это. Возможно, что–то изменилось в нем после того, как он побывал за чертою жизни? Он лег, закинув руки за голову, и заставил себя закрыть глаза. И тотчас в его слух, в его сознание, в его существо вторгся тот же отчетливый голос: «Ахилл! Ахилл, помоги!!!»
Да, он слышал! Слышал, хотя ни звука не раздалось в окружающем его спокойном мире.
Герой вскочил.
— Пентесилея! — крикнул он. — Пентесилея!
Амазонка мгновенно проснулась и тоже встала, скупо освещаемая лунным светом, проникающим через щель между косяком и циновкой, висящей над дверью хижины.
— Что случилось, Ахилл?
— Гектор! Он меня зовет.
— Как ты можешь услышать, даже если это так?! — спросила она, глядя на Пелида со смешанным чувством изумления и сомнения.
— У меня что–то произошло с сознанием, или… Не знаю. Но я слышал его голос два раза. Он знает, что я жив!
— Во всяком случае, догадывается, — проговорила амазонка задумчиво. — Он узнал меня, когда я взбежала на костер, я это ясно видела. И он — единственный, кроме тебя, кому я рассказывала о Чаше и о тайне Живой воды. Но почему? Почему ты это услышал?
— Там что–то происходит! Какая–то беда! — голос Ахилла сорвался от волнения — Я знаю, что могу помочь ему, им… Беда, Пентесилея! В Трое беда!
— Ты хочешь сейчас плыть туда? — спросила амазонка, и ее голос ясно выдал тревогу.
— Да. Я сейчас же поплыву. Где масло? Мне нужно натереть тело, не то могу не доплыть…
Она покачала головой.
— Ты и так можешь не доплыть! Твои силы едва–едва восстановились. Ахилл, ты уверен, что это необходимо?
— А ты уверена, что я не сумасшедший? — резко спросил он и, не ожидая ответа, продолжил: — Я не в бреду слышал и не во сне! Меня зовет мой друг, он в беде, в страшной беде — я слышал. И я должен ему помочь. Прости, Пентесилея, но ни ты, никто другой не удержит меня!
— Я тебя не удерживаю. Идем.
Он схватил ее руки, привлек ее к себе и поцеловал:
— О, моя Пентесилея! Ты со мной?! Спасибо тебе! Спасибо!
— Я никогда тебя больше не оставлю, — амазонка смотрела на него снизу вверх, и ее глаза говорили гораздо больше… Но тут же она спохватилась и добавила жестко:
— Если, конечно, ты этого хочешь.
— Я хочу! — он сжал ее в объятиях до боли и снова поцеловал. — Я и сам не отпущу тебя больше! Значит, мы плывем вместе!
В полутьме, не зажигая светильника, она собрала сумку, надела свой пояс с широким карманом, куда убрала все мелочи, которые могли понадобиться: огниво, трут, пучки целебного мха. Прицепила к поясу небольшую кожаную флягу. Из сундука извлекла глиняный кувшинчик с оливковым маслом.
— Натрешься на берегу. Все. Идем! Ты уверен, что нельзя даже дождаться утра?
— Нельзя! Боюсь, что мы опаздываем… что уже опоздали!
Когда Пентесилея, склонившись над волнами и окунув в воду свою витую раковину, вызывала к берегу дельфинов, со стороны хижин послышался топот сандалий, и к ним подбежала Авлона.
— Вы возвращаетесь в Трою? — спросила она.
— Да, — Пентесилея строго посмотрела на девочку. — Так нужно.
Маленькая амазонка вдруг упала на колени и протянула к ней руки:
— Царица! Можно мне с вами? Мне снилась моя сестрица, и… я думаю, там что–то произошло! Можно? Прошу тебя!
Пентесилея взглянула на Ахилла. |