Подпорки шатра были поставлены кое–как, он кривился набок, и его холщовые стенки провисали. Под обвисшими пузырями этих стенок виднелись несколько покрытых овчинами и травой постелей. На них лежали люди, видимо, раненые, но в полутьме шатра их трудно было рассмотреть.

В воздухе висел запах гари, крови, пота, каких–то трав…

Сидевший на краю одной лежанки юноша, увидав вошедших, тут же вскочил и кинулся им навстречу.

— Гектор говорил правду! — закричал он, не скрывая восторга. — Он жив, хвала богам!!! Здравствуй, Ахилл! Ты узнаешь меня?

— Я узнаю тебя, Троил… — произнес герой и, не успев опомниться, обнял подбежавшего к нему мальчика.

Троил был в одной тунике, босиком. Его левая рука выше локтя была перевязана куском холста, над правой бровью темнело пятно засохшей крови, правый глаз затек, и от него вниз по щеке тянулась ссадина.

— Да пошлют тебе боги долгую жизнь, Ахилл! — донесся из глубины шатра слабый голос. — Как хорошо, что ты вернулся…

— Кто это?

Ахилл всмотрелся, но увидел только полуобнаженное тело высокого мужчины, прикрытое до пояса овечьей шкурой, перевязанные грудь и правую руку. Голова и половина лица тоже скрывались под окровавленными повязками.

— Это второй из двоих моих уцелевших сыновей, — ответила Гекуба, — Деифоб. Только его сейчас трудно узнать. Хвала богам, сегодня он пришел в себя — а до этого утра пролежал в бреду. У него рассечены рука, лоб, раны в груди и в животе, я сама вынимала стрелы. И правая нога сломана.

— Здравствуй, Деифоб! — герой наклонился и тронул локоть раненого. — Вижу, ты хорошо дрался, и Троил тоже.

— Мы сделали, что могли… — тихо сказал молодой человек. — Но они напали ночью. Меня ранили несколько раз и под конец сбросили с внутренней стены, у ворот Афины. Больше я ничего не помню.

Еще один раненый привстал и протянул герою руку. Это был Антенор.

— А меня отпустили, — сказал он, отвечая слабым пожатием на пожатие Ахилла — Я был ранен в самом начале и очнулся на берегу, возле кораблей. Понял, что взят в плен, и хотел кинуться в воду, чтобы лучше утонуть. Но тут подошли Менелай с Одиссеем, и Одиссей напомнил Менелаю, как я когда–то пытался уговорить Приама вернуть похищенную Елену и спартанские сокровища. Тот стал было браниться и кричать, что теперь это ничего не значит… Тогда Одиссей взялся за меч. Вмешался еще кто–то из царей — я не помню, у меня от потери крови кружилась голова. В конце концов, они мне сказали, что я могу плыть с ними или остаться, по своему выбору. Я ответил, что остаюсь, даже если здесь никого больше нет и я умру от ран. Потом царица нашла меня на берегу.

— Садись, Ахилл! — Гекуба положила на освободившуюся лежанку Троила две овечьих шкуры и указала на них Пелиду и его спутникам. — Садись, Пентесилея, и ты, Терсит, если я правильно запомнила, как тебя зовут. А ты иди ко мне на колени, моя маленькая Авлона! — и царица, присев на край лежанки, подхватила девочку и прижала ее к себе.

Пришедшие сели, испытывая одинаковую безумную усталость. Ахилл, к тому же, чувствовал невероятное опустошение. Его надежда угасла, и отчаяние, глухое, черное, наваливалось с невиданой силой, лишая воли и сознания. Только взгляды этих людей, тоже все потерявших, израненных, но полных радости от того, что он жив и вернулся к ним, еще заставляли героя держать себя в руках.

Светловолосая женщина деревянной ложкой начерпала из чана и разлила в четыре чашки разного размера и разной формы — видимо, собранные на покинутом ахейском становище, — крепкий, приправленный травой бульон и молча, не поднимая глаз, раздала чашки Ахиллу и его спутникам. В бульоне плавали кусочки мяса.

— Это Троил подстрелил вчера, в роще, двух цесарок, — сказала Гекуба — А то у нас была только конина — я срезала несколько кусков с туши убитой лошади, там, возле города.