Изменить размер шрифта - +
Тогда он от этого просто отмахнулся. Теперь, однако, становилось очевидным: все с самого прибытия в Гавунду сориентировано было на то, чтобы он, Карлсен, проникся к груодам.
Сенгид ведь тоже предупреждал о коварстве гребиров, а уж он то знал их как никто другой. Однако за все время в Гавунде у Карлсена и мысли не возникало об их коварстве, наоборот, к гребису он успел проникнуться полным доверием.
Вспомнить, опять же, К 9, каджека из лаборатории Клубина. Как он ерзал вначале, и как вел себя при их уходе – эдак дружески, непринужденно. Уж не шепнул ли ему кто держаться с гребисом на равных?
А случайное признание Клубина насчет того, что английский он выучил буквально накануне утром, а вечером уже сотрет? Видимо, точно так же и многие из гребиров выучили его с помощью машины и помнят лишь пока?
В целом верилось все же не очень, слишком уж не вязались масштабы. Получается, вся Гавунда готовилась к его прибытию как к визиту коронованной особы? Ну уж. На Дреде он был, потому что груодам хотелось обратить его в свою веру. Неужто это настолько важно? Сомнительно. Сказал же Клубин, что сделать что либо он, Карлсен, все равно бессилен, пусть вопит хоть на весь мир. Сочтут за сумасшедшего, и все тут.
Хмурые эти мысли донимали Карлсена больше часа, когда вслед за всеми он поднимался по Буруджи меш в сторону Броога. Видимость постепенно падала, затем стало накрапывать: вверху – рукой подать, – клубились черные тучи. Долина сужалась, переходя в мелкую теснину, усеянную валунами (иные размером с дом). Отсюда узкая тропа взбегала по травянистому склону прямо к вершине. Видимость упала до какого нибудь десятка ярдов, а накрапывание переросло в промозглый дождь, размахнув– шийся ветер норовил сдуть прочь. Снизу из ущелья полыхали молнии, оглашая горы громовыми раскатами – отряд был уже фактически выше туч. Был момент, когда на повороте тропы Карлсен, невольно вздрогнув от жуткого удара грома, был сбит с ног особо сильным порывом ветра и скатился на несколько ярдов. Шел он сзади, поэтому никто не заметил, что гость может вот вот сыграть в Буруджи меш. Хорошо, что подвернулся камень: удалось, схватившись, постепенно восстановить равновесие. Зато нежданная встряска обострила внимание: сомнение и дискомфорт, по видимому, успели притупить реакцию, ослабить хватку. Едва сосредоточив ум и сплотив энергию, он с радостным изумлением ощутил прилив мощи и самоконтроля. А ведь всего то пару часов назад казалось, что решена проблема человеческого существования – ну не абсурд ли!
Взбираясь крутой тропой (то и дело приходилось ногам помогать руками), он начал намеренно применять урок, усвоенный в ущелье Кундар, когда энергия неудобства преобразуется в энергию цели. Там реакция была на жару, здесь – на напряжение мускулов и дыхания, связанное с высотой. Поскольку боль в мышцах обуславливалась потерей энергии, первоначальное усилие потребовалось гораздо большее, чем в случае с жарой. Тем не менее, через несколько минут, концентрация оказалась достаточной, чтобы боль преобразовалась в орудие контроля. Так машина исправно перерабатывает топливо в энергию.
В эту секунду он с интересом заметил, что наиболее глубокие усилия концентрации вызывают какую то смутную тревожность, вроде боязни задеть обнаженный нерв. С упорством ребенка, пробующего расшатать себе молочный зуб, Карлсен сфокусировался на источнике тревожности, пытаясь уяснить ее источник. Ответ дало воспоминание о Сории: немота, оставленная контактом с водоворотом тета пси энергии. Она осколком льда по прежнему сидела где– то в глубине.
Они теперь находились на травянистом склоне, и тропа исчезла. На остальных, похоже, ветер не действовал никак – видимо, из за разницы в весе. Что странно, Крайски тоже выстаивал против ветра без особого труда.
Спустя полчаса Люко, по прежнему идущий впереди, что то крикнул и указал вперед, остальные сдержанно зарадовались. Из тумана стали проступать башни валуны, как мегалиты с округленными боками и макушками, торчащие на вершине горы как неровные зубы.
Быстрый переход