|
– Человеческим глазам он бы показался великаном из серого дыма. Сородичам своим – чем то вроде дерева, усеянного глазами. – Они все еще существуют? – Их на Дреде много, только не в этой части: гребиры их повыжили. Тем временем уже близился край пещеры – две сходящиеся слепые стены. Но, уже приближаясь, Карлсен заметил на уровне пола черный провал. Вскоре они стояли на верху лестницы, предназначенной, очевидно, для кого то более крупного, нежели земляне или каджеки: широченные ступени фута по три высотой сходили куда то в кромешную тьму. Ступив на первую же из них, Карлсен поморщился от мгновенно пронявшей электрической дрожи – покрывающий пол серый лишайник служил, очевидно, изолятором. Для нормального спуска ступени были чересчур высоки; приходилось поочередно на каждую из них усаживаться. При этом бедра снизу основательно пощипывало, так что Карлсен приноровился не садиться, а, приподняв корпус на руках, спрыгивать на следующую. Где то на двенадцатой по счету начала подмечаться одна интересная деталь. Покалывание словно выстреливало сноп воспоминаний, причем не его собственных, а кого то из тех существ, для которых эти гигантские ступени предназначались. Мало– помалу эти воспоминания становились все отчетливее, и внутреннему взору предстало существо, совершенно непохожее на сформировавшийся в уме образ Хельба. Примерно втрое выше человека, и сработано как то неказисто, не то из камня, не то из сероватого дерева. Нет и симметрии: одно плечо срезано, и рук не две, а три (одна торчит из спины), все разной длины. Голова более менее человечья, только на месте глаз – дыра наподобие рта, обрамленная сверху изгибом мохнатой желтой брови, а внизу – две пухлых отвислых губы розового цвета. Странные впадинки, покрывающие существо с головы до ног, оказались впалыми глазами, слезящимися чем то зеленым. Почему то чувствовалось, что оно сотворило само себя из некоей переменчивой материи, и многими из своих сородичей (в том числе и женского пола) почиталось красивым и внушительным. На миг проглянул незапамятно древний временной срез, когда жизнь на этой планете была хлипкой и сумбурной, лишенной какого либо постоянства. Осознав присутствие существа элементала, Карлсен одновременно поймал себя на том, что может видеть вокруг себя – вернее, ощущать окружающее с такой точностью, что зрение представилось чем то излишним. Стены, даром, что состоящие из породы, стали словно резиновые и походили на слой грибницы, что под гниющими деревьями. Из пещер, галерей, со стен – отовсюду за ними наблюдали живые существа, не поддающиеся никакому описанию. С длиннющими руками ногами, придающими им сходство с пауками или спрутами, они вместе с тем лишены были симметрии, так что вытянутое тело вполне могло разветвляться на дюжину рук или ног, размещенных с неровными интервалами. Конечности произвольно перемыкались никчемными утолщениями, а то и головой, взирающей на них одним из глаз саттелитов. Словом, кошмарный сон сюррелиста. Иные существа напоминали разноцветные грибы, предпочитающие, похоже, паутинчатую структуру, но при этом настолько лишенные формы и строения, что смотрелись кляксами на компьютерном экране. Самая причудливая грибница на Земле в сравнении с ними смотрелась чудом упорядоченности. Поневоле становилось ясно, что значит: не иметь ни цели, ни направления, ни структуры. Спускались уже с полчаса, так что углубились, видимо, не меньше чем на милю. Ноги и руки устали, а кисти озябли так, что едва уже чувствовались. Зато нервозность сгинула – ощущение вовлеченности в подземную жизнь планеты как то пригашало мысль об Управителе Галактики. Ступени, к счастью, наконец закончились. Поверхность под ногами была гладкая, резинистая и какая то узловато неровная, словно тысячи змей или морских гадов, извиваясь, в одно мгновение застыли. Одинаково живым казался и сумбурный лабиринт пещер и галерей, словно состоящих из безудержно разросшихся клеток органической материи. |
