Я направилась в общую гостиную.

– Донья, вы уезжаете? Совсем уезжаете? – Альба всё поняла и расстроилась.

– Я уезжаю, но хочу взять вас с собой.

– Меня?

– Так получилось, что у рода Эрилейских теперь нет фамильяра, и я хочу предложить это место вам.

– Мне?

– Вы не хотите?

Я расстроилась. Мне казалось, что мы с Альбой прекрасно друг друга понимали, но получается, что только казалось, если её не прельщает возможность находиться рядом со мной и дальше.

– Что вы, донья, это такая честь для меня, – ответила горгулья. – Мне как раз есть кому передать управление корпусом. Я сейчас, я мигом.

Она поскрежетала когтями по полу, помогая себе крыльями, чтобы быстрее двигаться, а я добралась до кристалла и слила туда примерно половину имеющегося запаса магии. Больше опасалась, потому что опять наступил момент, когда я могла положиться только на себя.

Альба вернулась, после чего мы с ней провели ритуал, привязывающий её ко мне, а меня – к ней. В отличие от Бернара, моя фамильяра выбрала форму попроще, и из Сиятельного корпуса я выходила с котенком.

От посещения общежития пришлось отказаться, потому что в дверном проёме застыла Эрнандес. На редкость толстокожая особа во всех случаях, кроме тех, когда чувствует: есть возможность сделать ближнему пакость. Пришлось оставить свои вещи там навсегда и заняться незапланированными покупками: не в теофренийской же спортивной форме мне ехать? Тем более что я её оставила в Сиятельном корпусе, когда поняла, что проход в общежитие для меня закрыт. Там же я тщательно проверила, не осталось ли при мне какой мелочи, указывающей, что я была тут. Хотелось взять хоть что то на память, но этого я позволить себе не могла. Придётся хранить только воспоминания.

В дилижанс я садилась в новом платье, которое и герцогине было не стыдно надеть, и новой шляпке, затенявшей лицо, и с корзинкой, в которой на бархатной подушке спал маленький белый котёнок. За провоз его с меня взяли дополнительную плату и предупредили, что если испортит что, то оплачивать тоже придётся мне. Альба неодобрительно приоткрыла один глаз и сказала так, что слышала только я:

– Я же говорила, донья, что нужно было меня тайно провозить. А вы всё: удобство, удобство. Жулики они, самые настоящие жулики, так и норовят содрать лишнее. Не удивлюсь, если припишут мне какое повреждение.

В этот раз попутчики нам достались на редкость молчаливые или просто опасающиеся говорить о политике: напряжённость между странами никуда не делась и в Муриции всё так же недолюбливали теофренийцев. И тем не менее уснуть я не смогла, так и просидела с закрытыми глазами до самой границы, снова и снова переживая всё, что со мной случилось за последние несколько дней. Альба, чувствуя моё настроение, а может, желая доказать свою правоту, из корзинки выбралась и устроилась у меня на коленях, вовсю мурлыкая.

Мои документы не вызвали подозрения ни у теофренийского пограничника, ни у мурицийского, и я выехала из страны так же легко, как и въехала. Но если въезжала я с чувством освобождения, то выезжала – с тяжестью на сердце.

Поспать мне удалось немного только под утро, и дилижанс я покидала пусть с высоко поднятой, но тяжёлой головой. Даже появилось желание отправиться сразу в герцогский особняк, но я решила не отступать от первоначального плана и переместиться в Осеаль.

Телепортом как герцогиня пользоваться я не стала, оплатила переход: конечно, Теодоро рано или поздно донесут, но лучше пусть это случится поздно, чем рано. Экономить смысла не было: теперь в моём распоряжении все деньги Эрилейских. Из телепорта я вышла и опять набросила на себя отвод глаз. Конечно, так медленней, зато надёжней и никто не поймёт, как я появилась в замке. Будет им сюрприз.

До заветной стены я добиралась несколько часов под неторопливый разговор с Альбой.