Поведение ваше тоже явно отличается от поведения тех, кто ничего не помнит. То есть вы что то помните, но ваша память не соответствует памяти аристократов. Скажете, я не прав?
– Скажу, что другой герцогини всё равно не будет.
Эту фразу клятва, как ни странно, пропустила. А я только сейчас заметила, что Рауль выставил вокруг нас защиту от прослушивания, так что горгульи никак не могут оказаться в курсе того, о чём мы беседуем.
– А я в ответ вам скажу, что вы заблуждаетесь. Как только произойдёт то, что нужно Эрилейским, обмен опять случится и вас устранят, чтобы не проболтались.
– Это будет довольно затруднительно. И устранить, и проболтаться. Да, и обмен невозможен.
На удивление клятва это тоже пропустила. Возможно, потому, что у Рауля была твёрдая уверенность в собственной правоте, а я ничего такого ему не говорила? С определённостью на этот и на любой другой вопрос я бы не ответила – в голове нарастал странный шум.
– Это вам Эрилейские сказали про невозможность? Такие обмены всегда обратимы.
Возразить, что Эстефания утверждала, что после ритуала душа с телом срастаются так тесно, что больше их не разделить, я не смогла: в этот раз клятва опять запечатала рот. Да и теперь я была не уверена в том, что мне сказали правду, поскольку сама неоднократно размышляла о странности необратимого переноса души. Какой смысл был в этом действии, если Сиятельная душа теряла все привилегии, кроме, разве что, Сиятельности, как я убедилась, когда мою проекцию уносило в другой мир? И всё же у меня был аргумент против.
– Теодоро меня только чудом не казнил, – напомнила я.
Почему то голос показался непривычно тихим и даже каким то безжизненным.
– Катарина, вы меня удивляете, – усмехнулся Рауль. – Не пошёл бы он на такой шаг никогда. Казнить несовершеннолетнюю Сиятельную за явно подставное действие? Устроили бы фарс на тему, кто готов срочно жениться и спасти с эшафота красавицу. Жених то наверняка был подобран?
– Да, граф Нагейт, – припомнила я сразу, даже не задумываясь.
А ведь был ещё Диего, который шёл за мной по пятам и наверняка знал о таком чудном обычае. И если бы встал вопрос о выборе между этими двумя или смертью, я бы выбрала того, кто разбрасывает цветы. Ох, непрост дон Дарок, ох непрост…
– Нет, вы то должны были быть убеждены, что вас казнят. Наверняка в условиях ритуала было ещё предупреждение о том, что вас ждёт в действительности и как этого можно избежать. При таких ритуалах это обязательное условие.
– Нечто страшнее, чем сама смерть, чего я могу избежать, только если мне отрубят голову.
От разговора становилось всё хуже. Зрение начало расфокусироваться, звуки доносились, как через толстый слой ваты, а я сама уже с трудом понимала, что говорит собеседник, и только чудом удерживалась в сознании.
– Очень завуалированное предупреждение. Вообще, Катарина, опасно соглашаться на подобные предложения.
– У меня не было особого выбора. Я всё равно умирала.
В голове забухало, а перед глазами окончательно потемнело. Рауль подхватил меня, когда я уже полетела на пол.
– Катарина, дышите, глубоко дышите. Вдох. Выдох, – взволнованно сказал он. – Простите за воздействие, но мне надо было убедиться.
Меня ещё пошатывало, но буханье пропало, и я почувствовала себя намного лучше, хотя и единственное, чего мне хотелось сейчас: сесть куда нибудь и выпить чего нибудь. Желательно, алкогольного.
– Воздействие?
– Я чуть ослабил влияние вашей клятвы. Пытался снять, но…
– Я едва не умерла.
– Не преувеличивайте, я контролировал. Хотя такой реакции я не ожидал, думал, пройдёт намного легче. Скорее всего, клятва была из внутрисемейных, со своими особенностями.
Внезапно я поняла, что прошлась буквально по грани. |