Брысь хохотнул: впервые он услыхал от старика крепкое выражение, да ещё сказанное с чувством.

Они вдвоём сидели в комнате первого этажа, за столом. Через незакрытый проём была видна кухня, там на плите шипела сковорода – маленький ловкий Гроб жарил картошку. Притащил её прямо к столу, разложил в две тарелки пахнущую салом и луком стряпню, оставив на сковороде порцию себе. Брысь кивнул ему вслед:

– Он у нас знатный хмырь. Повар, чтоб вам понятно. При мне давно, с дальних краёв. Всегда готовил, говорит, в тюрьме научился.

– Его надо оставить, – сказал Викентий Павлович. – Не потому, что готовит хорошо… и правда, вкусная картошка. Вижу, что он человек сообразительный и бывалый. Но одного будет мало.

– Есть и другие.

– Не все подойдут для дела. Хорошо бы мне и на других посмотреть.

Брысь и Химик обсуждали важный вопрос: кто должен войти в новую компанию. Немного подумав, Брысь сказал:

– Эту хазу знают ещё только три человека, проверенные кенты. Остальные – так шалупонь, привлекаю, если надо. Они тут не бывают.

– И не надо, – поддержал Химик. – В нашем деле многолюдность ни к чему. Хотя, по мелочи использовать можно. И всё же, на тех троих я бы глянул.

Брысь поверил: старик сможет оценить – годятся кореша или нет. Они волки бывалые, но ведь только убивали, грабили… И через два дня поднялся в лабораторию к Химику, сказал:

– Завтра подвалят кореша, о которых я говорил. Если дадите им добро, то с ними, Гробом и Витьком пятеро будет. Ну и мы с вами.

– Это самая оптимальная группа, – кивнул Химик.

Он как раз сортировал бумагу – два дня Витёк понемногу приносил. Показал на самую маленькую стопку:

– Вот эта почти соответствует. За неимением лучшей.

– И что? – Брысь подставил к столу табурет, уселся, стал мять в пальцах лист. – Будут как настоящие? А какие цифры рисовать будем?

– Будем делать новые банкноты, по пять и десять червонцев. К ним уже все пригляделись, но не так хорошо, как к старым.

Брысь кивнул. Год назад старые рубли были частично заменены на новые деньги – червонцы. И они уже больше всего были в ходу.

Викентий Павлович наблюдал за бандитом. Хорош собой был Дементий Барысьев, даже красив. Среднего роста, подтянутый, мускулистый, с сильной грудью и плечами. Волнистые тёмные волосы, белозубая улыбка на смуглом лице. Перехватив взгляд, Петрусенко сказал:

– Вы – тот тип мужчины, который нравится женщинам. Женаты не были?

Он знал: Борису Аристарховичу было позволено то, что Брысь не позволил бы другому. И правда, тот усмехнулся в ответ.

– Зачем? Баб и так хватает.

– Я не о марухах ваших. О другом. Сильное чувство, оно каждого человека посещает. И я когда-то… – Вздохнул. – Неужели никто сильно не нравился?

И вдруг Брысь вспомнил – сам не ожидал от себя… Длинный барак, холодные порывы ветра, хрупкая фигура девочки, обессилено сидящая на крыльце с охапкой хвороста. Он шёл мимо, когда она подняла голову. Нет, не девочка, это была девушка лет восемнадцати, огромные глаза глянули на него беспомощно, пушистая русая прядь выбилась из-под платка. «Я помогу», – сказал он, поднимая вязанку, и она улыбнулась: «Собрала там, у валунов. Папаша печку сделал из железной бочки, затопим, согреемся, а то мама и сестра кашляют». Это было в первый день их размещения в бараках для ссыльных. Девушку звали Настя, её семья этапировалась из Воронежской губернии, из какого-то небольшого городка, он уже не помнил названия.