– Доктор Гоцци?

– Удивление в вашем тоне, словно высокие академические почести считаются несовместимыми с… с… Ну, не важно. Хорошо, что пришли. Неплохо справлялись сегодня. Большие запасы абсолютно бесполезных познаний. Мне это нравится.

– Значит, вы не доктор медицины, сэр?

Мы сели, я с большим беспокойством. Лицо его жутко выглядело при свечах. «Погладь Коки, агагагага. Краааааах». Других посетителей не было.

– Философии. Истинной философии. Ее утешительность сильно переоценена. Боэций. Метафизика, устаревшее и не принятое во вниманье исследование. Я писал о епископе Беркли. Назовите меня идеалистом. Возможно, вы, зная столько ненужных вещей, знакомы с моим изданием «Альсифрона, или Обстоятельного философа».

В голосе тот же вчерашний глухой резонанс, хотя виски обострило согласные. Я сказал:

– Меня этот тип философии фактически не привлекает. Я хочу сказать, думаю, внешний мир существует.

– Думаю, говорите вы, думаю. Позиция вполне берклианская. А теперь, может, подумаем что-нибудь съесть?

Он щелкнул когтистыми пальцами. Попугай ответил безобразным весельем, потом вышел маленький усатый креол в белом костюме.

– Позвольте мне, – сказал доктор Гонци. – Я думаю, раковый суп, а затем иллюзия жареной летучей рыбы с перцами. Что думаете пить, виски?

– С удовольствием.

– Думаете. Вы думаете, что, возможно, я занял идеалистическую позицию, не желая, не имея возможности выносить внешний мир, где существует вот эта прискорбная маска и столь смехотворное тело. Чем больше иллюзий, тем лучше. Да? Реальность – душа. Сексуальный аппетит – иллюзия, подобно прочим аппетитам, отражение моего лица в чужих глазах – фокус кривого зеркала. Дети не пугаются по-настоящему, души их не волнуются. Знаю, что вы думаете. Но сегодня мне все равно.

– Нет, нет, в самом деле. Я хочу сказать, меня так занимают недостатки собственного тела. Понос, боли, болезни. Нет, серьезно.

– Можно сделать болезнь романтичной, сексуально привлекательной. Это вам должно быть известно. Безобразие определяется в понятиях красоты, верно? Но когда кто-то по генетическому капризу как бы изгоняется из собственного царства, когда все нормальные эстетические стандарты становятся неприменимыми… Я понятно выражаюсь? Да? Выпейте виски.

Лапа цапнула бутылку, свеча отрыгнула золотой свет, канувший в моем бокале.

– Лишь войдя в миф, – сказал он, – можно прийти к примирению. Понимаете? Я долго ждал появленья кого-нибудь вроде вас. Мои слова имеют для вас какой-то смысл?

– Фактически, не совсем, пока нет.

Официант принес рыбный суп, в котором плавал бренди, поджег наши тарелки тонкой свечкой, зажженной от нашей свечи. Доктор Гонци взглянул на меня через стол в краткой вспышке адского пламени. Я был очень взволнован, только точно пока не знал чем.

– Неплохая иллюзия добродетели, да?

Рыбный суп без сомнения был хорош: горячий, греющий душу, вкусный. Я сказал:

– Беркли все толковал про смоляные воды, правда? О предполагаемой добродетели смоляных вод.

– Чепуха. Ничего нет хорошего в смоляных водах.

Он как бы мрачно задумался о смоляных водах, черпая ложкой свой суп. Потом сказал:

– Кентавры и тому подобное. И разумеется, Пан, великий бог.