|
– В том мире от Рождества Христова прошло 2002 года, там есть автомобили и самолеты и нет стрельцов и помещиков. В нашем мире грамоте обучены все, и каждый может читать Библию, сколько ему заблагорассудится. И еще у нас нет обычая подкладывать молоденьких девчонок священникам и разбойникам. С нами случилось что-то непонятное, и мы оказались здесь. Долго брели через лес, а потом вышли на дорогу и встретили Тимофея Михайлова с сыном и внуком. Вместе с ними приехали в Михайловку и провели там ночь. Сегодня поехали вам навстречу, чтобы встретить тех, кто может объяснить, что здесь происходит. Почему, кстати, глаза у распятия загорелись желтым пламенем? – Божье слово, – ответил Емельянов. Очевидно, он считал, что сказал достаточно, но я по-прежнему не понимал главного. – Что еще за божье слово? – спросил я. – Если начать молитву, у распятия загораются глаза? У любого распятия, или нужно особое? – У любого распятия. Только слово должен говорить священник. – Понятно. То есть непонятно. Зачем вообще нужно это божье слово? Теперь перекрестились все стрельцы, а некоторые перекрестились дважды. Емельянов глубоко вдохнул и начал вещать: – Слово дано истинно верующим от Бога как священный дар процветания и благоговения. Нет границ для слова и нет того, что слово не превозмогает, ибо сказано, что вначале было слово, и слово было у Бога, и слово есть Бог. – Если я захочу погасить солнце и скажу правильное слово, солнце погаснет? – спросил я. Новая волна крестных знамений. – Сказано в Писании, – продолжал Емельянов, – что ежели у кого вера с гору, то слово такого человека сдвинет гору, а ежели вера с горчичное зерно, то такому и зерна не сдвинуть. Я, кажется, начал кое-что понимать. – Что может вера обычного человека? – спросил я. – Например, того монаха. Он мог меня убить? – Он должен был тебя убить, слово действует мгновенно, и от него нет защиты. Почему ты еще жив? – Он не успел договорить свое заклинание. – Это не имеет значения, слово действует до того, как произнесено. Мы с Усманом переглянулись. Вот оно, значит, как. Но почему... Крест?! Ладно, с этим потом разберемся. – Как можно увеличить веру? – спросил Усман. – Если я хочу, чтобы мое слово стало сильнее, я должен прочитать какую-нибудь священную книгу, помолиться... правильно? Кстати говоря, слову дает силу только христианская вера? Емельянов помотал головой. – Нет, – сказал он, – у басурман тоже есть слово, иначе с турками не воевали бы каждые десять лет. Божье попущение, говорят. – Понятно. Поэтому никому нельзя учиться грамоте? – Почему никому? Я, например, грамотен. – Да, конечно, офицеру без грамоты нельзя работать с картами. А крестьянам она незачем, а то еще Библию прочитают и словом овладеют. Правильно? Подпоручик мрачно кивнул. Усмана несло. – И кресты нательные у вас тоже запрещены, да? По той же причине? И монахи у вас вроде как боги, только маленькие? – Так нельзя говорить, – возмутился подпоручик, – ересь карается... – Да мне плевать, чем карается ересь! – взвизгнул Усман. – У нас два автомата, и пусть кто-то попробует покарать! Емельянов задумчиво посмотрел сначала на Усмана, потом на меня. |
