Игорь прижимался к стене. Прислушивался. Пару раз Морозов пробовал кричать, звать кого-то, но голос предательски дрожал, и от этого становилось еще страшнее.
В конечном итоге он уперся в баррикаду. Поперек улицы была навалена высокая, едва ли не до второго этажа, пирамида из всякого старья. Облезлые диваны, ржавые газовые плиты, вывороченные из мостовой булыжники, бордюрный камень.
Морозов осторожно приблизился. Из щелей торчали длинные, остро заточенные колья. Перед баррикадой целая россыпь битого стекла.
Не зная, что делать, Игорь остановился. Не пройти. Перелезать через эти завалы опасно. Того и гляди поскользнешься да насадишься на какой-нибудь кол, как бабочка на булавку.
— Эй… — негромко позвал Игорь. — Есть кто живой?
Где-то за баррикадой посыпались мелкие камушки. Толи под чьей-то ногой, то ли сами по себе, то ли сдвинутые ветром.
— Эй! — уже громче позвал Морозов.
По ушам ударил резкий свист. Эхом прокатился по улице, отразился от стен, втянулся в пустые черные окна.
От неожиданности Игорь оскользнулся на куске стекла, но равновесие удержал. Бросился бежать, петляя как заяц. Без оглядки, со всех ног.
За ним никто не погнался. Никто не крикнул в спину. Но страх преследовал Морозова, как опытный погонщик. Игорь чудом не заплутал в переулках. Вскоре, запыхавшись, он выбежал из Морских ворот Старого города, оставив за спиной бастион Толстая Маргарита с провалившейся крышей.
Прыгнул в кусты и упал на траву, чтоб перевести дыхание.
В городе происходило что-то немыслимое. Что именно и почему, Морозов не знал. Да и не особо хотел знать.
Возникла зыбкая догадка, скорее даже, ощущение, что кто-то могущественный, огромный и жестокий, погрузил его, а может быть, и всех людей на Земле, в сон на черт знает сколько лет. А потом разбудил. Пинком. Выкинул в мир, который уже привык жить без человека.
От этой мысли в грудь вполз совсем уж первобытный, необъяснимый, дикий страх. Несмотря на то, что Игорь уже перевел дух, сердце заколотилось с новой силой, затрепыхалось в груди перепуганным зверем.
Морозов поднялся, выбрел на старые трамвайные рельсы. Трава практически полностью скрывала пути, однако идти здесь было сравнительно легко. То тут, то там проглядывали ржавые железяки, так что ориентироваться было легко.
Игорь неожиданно понял, что не помнит названий некоторых улиц. Таблички давным-давно упали и истлели, часть домов обветшала и обрушилась, часть была изуродована настолько, что узнать их было очень трудно. От резиденции «Ильмарине», которая при Советском Союзе была машиностроительным заводом, остались одни руины. Стадион, расположенный неподалеку, густо порос молодыми, но уже крепкими липами.
Все было незнакомым. Диким.
Давно, когда у Игоря и Лены был, как говорится, конфетно-цветочный период, Морозов, ночью возвращаясь от девушки, проходил эти пути за пару часов. От начала до конца. Сейчас он двигался медленно. Осторожно. Постоянно озираясь и глядя под ноги, словно боясь наступить на гадюку или провалиться в заброшенный колодец.
Колодцы, к слову, встречались. На дороге там и тут темнели разверстые пасти канализационных люков. Кому понадобилось выдирать чугунные крышки? Для чего? Неизвестно.
К одному из таких люков Игорь подошел, чтобы заглянуть вглубь, но от дыры так пахнуло тухлятиной, что Морозов шарахнулся прочь и больше к колодцам не совался.
Добравшись до железнодорожного вокзала, Игорь остановился и прилег в кустах. Постарался рассмотреть, что происходит в развалинах. На первый взгляд, никакого движения не наблюдалось, но при этом было заметно: кто-то успел там поработать. Крыши у здания вокзала не было, как и у многих домов. Но весь мусор — обломки, камни, стекла — был вынесен наружу и свален таким образом, чтобы образовывать вал вокруг уцелевших стен. Сгоревший остов привокзальной гостиницы также был укреплен: по верху черных стен шел самопальный частокол. |