— Приехали, — отозвался Константин и махнул рукой, веля водителю остановиться.

Карнаухова не было и здесь, хотя это было неудивительно. Учитывая, что он был князем, еще и ректором академии, дел у него хватало. Правда, мне казалось, что он явно тратит не все личное время на свою работу.

Пока мы шли по коридору, я представлял себе долгий разговор с перстом. Бюрократию никто не отменял, поэтому вполне возможно, что мне придется наведаться сюда не один раз. А стоит ли оно того? Мои владения никто отбирать не торопится, пусть себе стоят. Тем более что пропадать там явно нечему. Разве что кирпичи растащат соседи на строительство какого-нибудь сарая или баньки. Для дома они теперь вряд ли годятся.

Когда мы подошли к кабинету, я с удивлением отметил, что очереди к персту не было. Как оказалось, сегодня людей принимало сразу три помощника, поэтому справлялись они очень быстро. Фролов подошел к кабинету, прочитал фамилию помощника на табличке, поморщился и подошел к другому кабинету. Похоже, что вторая табличка его полностью устроила, потому как он протянул руку и открыл дверь.

— Иван Павлович, разрешите?

— Константин Иванович, рад видеть! — раздался из кабинета дружелюбный голос. — Проходите, что же вы стоите там как не родной?

— Вообще, я к вам по делу и не один, — Константин повернулся ко мне и махнул рукой, зовя за собой.

Я поспешил войти в кабинет и увидел сидящего там седого мужчину с длинными седыми усами. Закрученные кверху, они забавно торчали по сторонам.

— Это Михаил Гущин, — произнес Константин. — Последний из рода Гущиных.

— Помню-помню, наслышан о той истории в Новолиманске. Что тут скажешь, у нас в Ростове-на-Дону иногда случается подобное, а тут периферия…

На удивление мужичок оказался бойким работником, несмотря на почтенный возраст. Мы изложили суть проблемы, и Иван Павлович пообещал подготовить бумаги. От меня оставалось только одно — вернуться на прием с документами через неделю и подписать все бумаги.

Следующим пунктом нашего путешествия стало Новолиманское кладбище. К праху умерших в этом мире относились с практичным подходом и при этом не нарушали традиции. Тело предавалось огню, а прах собирался и складывался в урну. Прах всех родственников находился в одном месте, и можно было в любое время прийти к ним и проведать могилу.

Все кладбище представляло собой длинное здание метров на двести в ширину и десятка на четыре метров в длину. Длинные коридоры, тянувшиеся по всему зданию, вели к маленьким комнаткам.

— Гущины? Комната сто тридцать, — произнес смотритель. — Идемте, я проведу, а то заблудитесь.

— Да не волнуйтесь, найдем, — отозвался я.

— Да ладно, по глазам ведь вижу, что впервые. Не стесняйтесь, — произнес старик, схвативший охапку ключей. — К мертвым редко приходят. В основном только по праздникам и поминальным дням. А к Гущиным так вообще давно никто не заглядывал.

— Так некому ведь, — ответил я. — Из всей семьи нас осталось двое.

Старик покачал головой, по ошибке записав Фролова в мои родственники, а я не стал исправлять смотрителя.

— Комната сто тридцать, — продекламировал смотритель, открывая дверь.