Кстати, о судьбе. Пока швартовались, я вспомнил морозную зиму. Её сравнивали с зимой 1941-го, когда немецкие войска стояли под Москвой. В морозной дымке потрескивали заиндевелые ветви тополей. Падали обледеневшими комочками воробьи с проводов. Даже занятия в школе на несколько дней были отменены. А у нас в кинотеатре «Прогресс» на Ломоносовском проспекте как ни в чём не бывало крутили безумно смешной итальянский фильм «Операция „Святой Януарий“». Нам, отрокам, всё в нём казалось завораживающим. Красивая, высокая американская пара (он — голубоглазый атлет с квадратной челюстью, она — пышногрудая, длинноногая блондинка) прилетает в Неаполь, чтобы с помощью великого неаполитанского мошенника по прозвищу Дуду (энергия в чёрно-карих глазах, идеальный пробор, нить усиков над саркастически-чувственным ртом, массивная золотая цепь на мужественной волосатой груди) выкрасть из храма Святого Януария несметные драгоценности. Я посмотрел этот фильм раз десять, хотя целиком — ни разу. Потому как «детям до шестнадцати» на «Операцию» вход был воспрещён. Да и деньги в нашей хулиганской компании если заводились, то неизменно торжествовал дворовый постулат: «Лучшее кино — это вино!» Скидывались, направлялись в гастроном напротив — за самым дешёвым портвейном. Распивали, как правило, «из горла» у голубятни за «Прогрессом», а в стужу — в ближайшем подъезде. И затем «прорывались» в кинотеатр — через двери, служившие выходом, которые нередко открывались задолго до окончания сеанса; садились на свободные места, а если не было — на ступени лесенки, ведущей на сцену, и смотрели, задрав подбородки, на заграничную жизнь на огромном экране — пальмы, лимузины, сверкающие рекламы… Дух захватывало, когда Дуду в коротком халате, закинув в кресле ногу на ногу, как бы невзначай демонстрировал свои мужские достоинства явившейся к нему на террасу над Неаполем американке или когда она просила после вечеринки помочь ей расстегнуть обтягивающее искрящееся вечернее платье с декольте и разрезом до бедра, взбивала подушки, непринуждённо интересуясь, на какой стороне кровати предпочитают спать неаполитанцы… Стоит ли говорить, какие желания будили в нас этот, как и другие итальянские и французские фильмы «до шестнадцати», шедшие в «Прогрессе»…

И вот однажды в понедельник (я хорошо помню этот вечер, когда кто-то принёс в подъезд шмат дури, и я впервые в жизни затянулся пару-тройку раз «косячком») мы зашли через «выход» на последний сеанс — но демонстрировался уже не «Святой Януарий», а какой-то исторический фильм. Там пили водку, пели и плясали цыгане, какой-то поручик, которого играл актёр, до этого знакомый по ролям председателей колхозов, директоров заводов, партийных секретарей, орал, хватал всех за грудки, разыскивая девицу, в которую был яростно влюблён и которую ревновал даже к своему слюнявому трясущемуся отцу, но в основном ходили туда-сюда монахи, старцы, и все герои без конца разговаривали. Поплевав сквозь зубы на пол, позевав и глухо поматерившись, мои приятели удалились. А я остался. Что-то непонятное, необъяснимое тогда меня удержало. Я сидел как загипнотизированный. «…Прощайте, Божьи люди!» — кричал надрывно этот мощного телосложения полубезумный поручик… «Не я убил! Беспутен был, но добро любил. Каждый миг стремился исправиться, а жил дикому зверю подобен!.. Клянусь Богом и Страшным судом Его, в крови отца моего не виновен! Катя, прощаю тебя! Братья, други, пощадите другую!..» Когда по снегу его, во весь экран пронзительно голубоглазого, худого, небритого, угоняли на каторгу, вместе с экранными женщинами, стоявшими в толпе, и я заплакал… Потом долго бродил по морозу вокруг дома, пытаясь сквозь сухость во рту после дури проглотить комок в горле.