— Вкусно, однако, кормят у моего тёзки, ведь Микеле — это Михаил?
— Ну конечно — Миша! — отозвалась Алла Петровна. — Это тебе, Миша, не твои сибирские пельмени.
— А пельмени, однако, не хуже, — сказал Ульянов, промокая поджаристым краешком пиццы помидорную мякоть, оставшуюся на тарелке, и отправляя в рот.
Выйдя из пиццерии, мы непонятно как уселись в крохотный, меньше родного «запорожца», «фиат» Джакомо с откидывающимся верхом и поехали к крепости Святого Мартина, чтобы сверху полюбоваться городом и заливом.
— Жаль, что не успеваем в Помпею, — вздохнул я.
— В принципе можем и успеть, — сказал Джакомо. — Если повезёт и не попадём в пробку.
— Говорят, там такие фрески фривольные, — заметила Алла Петровна. — На стенах древних борделей, раскопанных археологами, такое изображено, что приличная тёща не поедет туда в компании с зятем.
— Эх, Алла Петровна! А Стендаль, между прочим, в очерке «Рим, Неаполь и Флоренция» писал: «Самое любопытное, что я видел за своё путешествие, — это Помпея».
— Нет, рисковать не будем, — закрыл дискуссию Ульянов. — Как-нибудь в другой раз.
— Помнишь, Миша, мы с тобой смотрели «Калигулу» в Тбилиси у дочки Джапаридзе? Или ещё в каком-то доме, не помню. Тогда мало у кого эти видеомагнитофоны были. Как там? «Я, Калигула Цезарь, повелеваю!.. — подавшись вперёд, забасила мне в ухо сидевшая на заднем сиденье тёща. — Кто самые богатые в нашем Риме?.. Кто самые похотливые?.. Имперский бордель — вот лучший способ пополнить казну империи!.. Пять золотых — и лучшие тела Рима, отточившие своё мастерство, пока мужья заседали в сенате, ваши! Жёны сенаторов восхитительны и ненасытны! Сенатор Марцелл! Твоя жена здесь всех распугает!» Ха-ха-ха!
— Вы гениально могли бы сыграть, скажем, Агриппину, Алла Петровна, — польстил я.
— Мессалину бы не могла?
— Спрашиваете!.. Или даже Нерона.
— Мели Емеля, твоя неделя!.. Это Алла Демидова всё Гамлета мечтает сыграть.
— Высоцкий её не устраивал?
— Михаил Александрович, — спросил я теснившегося впереди с Джакомо главу семьи, воспользовавшись обшей размягчённостью, — считается, что по накалу, по глубине страстей Ричард Третий — вторая роль у Шекспира. На первом месте всё-таки Гамлет. Не жалеете, что не довелось сыграть принца Датского?
— Никогда не представлял себя в роли Гамлета, — решительно, даже жестковато для антуража ответил Ульянов (видимо, достали его этим вопросом, подумал я).
— Вы много Гамлетов видели?
— Три-четыре.
— Который из них больше задел?
— Пол Скофилд. Может быть, потому, что это были первые гастроли в Москве.
— А Гамлет Высоцкого? Автор вашего золотого «Председателя» Юрий Нагибин, да и многие московские интеллигенты, я помню, Гамлета Высоцкого активно не приняли, рассуждали в ресторанах ЦДЛ, ВТО: «говно», мол… Вспоминали того же Скофилда, других англичан, нашего советского Марцевича…
— Я считаю, это интересная работа Высоцкого, — сказал Ульянов, поглядывая на нехотя остывающий к вечеру Неаполь. — Вот эта его заземлённость, русифицированность, что ли, русскость мне понравились.
— Потому что Михаил Александрович у нас не московский интеллигент, — с усмешкой прокомментировала Алла Петровна.
— Нет, просто не люблю, когда выпендриваются, — сказал Ульянов. |