На деревянный пол вываливаются сизые дымящиеся кишки, а я уже вхожу в клинч со следующим матросом. У того в руках абордажный топор. Таким пробить мою облегченную кирасу — раз плюнуть.
Единственное, что мне пришло в голову, — это резко сократить дистанцию и не дать португальцу замахнуться. Я своим мечом ударил по окованному металлом топорищу и сразу навалился вперед, отжимая того к борту. Массивный бородач начал давить в ответ, и я почувствовал на себе разницу в весе между средним японцем и европейцем. Хочешь вперед прорваться? Пожалуйста! Шаг в сторону, захват одной рукой за рукав и быстрая подсечка. Португалец валится на палубу, ловко перекатывается, пытается вскочить на ноги, но мой клинок уже врубается в его шею, отделяя голову от тела. Меня обдает фонтан крови из разрубленной шеи, и я на миг слепну. Пока протираю глаза, бой уже закончен. Мои самураи всего за полчаса схватки вырезали практически всех матросов, канониров и даже торговцев, которые также вышли против нас с оружием в руках. Понимали, что противник их не помилует, и бились до последнего.
— Победа! — громко кричит брат, и ему, потрясая мечами, вторят все вокруг.
Глава 4
БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ — БОЛЬШИЕ ПРОБЛЕМЫ
После победы потуже затяни ремни на шлеме.
У меня неделя разъездов. После триумфального возвращения в Токио я почти весь май провел в столице — Киото. Интриговал, заседал в различных советах, принимал послов и писал законы. Всех, конечно, интересовала «Черная жемчужина». Поди скрой такой трофей — все шпионы Токио наблюдали, как избитый корабль португальцев с трудом вставал на рейд, а раненых матросов (выжило двенадцать человек из трехсот) отвозят в лазарет.
Весь дворец наносил мне по очереди визиты. Аристократы соревновались в искусстве хитрых бесед, в ходе которых «черные зубы» — так я называю японских дворян — пытались выведать у меня одну-единственную цифру. Сколько же я все-таки взял на галеоне трофеев?
Мой бессменный секретарь, он же казначей, а заодно и министр финансов клана Сатоми, Сабуро Хейко только три дня взвешивал и описывал сокровища «Черной жемчужины». Потом еще полдня я потратил на то, чтобы привести все к метрической системе. Итак, цифры:
— 250 золотых и более 1000 серебряных слитков (весом от 10 до 30 килограммов каждый).
— Ювелирные изделия — золотые кольца, цепи, кулоны, изумрудные броши и изумительной красоты крест, украшенный алмазами огромной величины. Всего 417 предметов, некоторые из них явно бесценные. По крайней мере, католический крест был увенчан чистой воды бриллиантом на 25 граммов. По моему указанию ювелир клана аккуратно вынул камень и взвесил его. Получилось около 125 карат — это всего лишь в два раза меньше самого знаменитого индийского бриллианта «Великий Могол» (279 кар). Кстати, «Могола» скоро вот-вот найдут в копях Голоконды и отдадут в огранку венецианцу Гортензио Боргису. Насколько я помнил, изготовленный Боргисом бриллиант имел форму розы. Мой же «Могол» был огранен в виде пятидесятисемигранной звезды.
— Две тонны золотого песка в ящиках и мешках.
— Китайская фарфоровая посуда эпохи Сунь и Юань. Чайники, вазы, статуэтки, предметы интерьера… У синьского посла Чжоу Ли аж затряслись руки, когда он увидел погребальные фигурки воинов из кургана императора Чжао Куан-иня, основателя династии Сун.
— Любые деньги, — причитал посол. — Господин Великий министр, моя страна выкупит эти фарфоровые скульптуры за любые деньги!
Выяснилось, что воины охраняли загробный покой императора, а разорители могил нарушили уединенность захоронения, разграбили курган, и теперь всему Китаю от разгневанного предка грозят страшные кары. |