Но были и плюсы. Я легко свел бюджет тридцать девятого года, а также сверстал смету на следующий. Решил сделать ставку на научно-технический прогресс во всех возможных областях. Запланировал рост расходов сразу в четыре раза: три новых отраслевых банка — сельскохозяйственный, заморской торговли и промышленный; две новые верфи в провинциях Суруга и Хитачи — для строительства минимум пяти оснащенных по максимуму галеонов по образцу «Черной жемчужины». Увы, ставка на клиперы себя не оправдала. «Тага-Мара» стала единственным удачным исключением — два спущенных на воду клипера в апреле и мае затонули еще на стадии судовых испытаний. Никто не пострадал, но Фарлоу аж почернел от горя. Столько сил потрачено, средств вложено, а нужного изгиба шпангоутов и водонепроницаемости корпуса при резких галсах достичь так и не удалось.

Моя кобылка Тиячи взбрыкнула, сделала вид, что сейчас встанет на дыбы, и пошла боком. Погрузившись в воспоминания, я не заметил, как слишком сильно натянул поводья и сделал коню больно.

— Прости, милая. — Я погладил лошадь по шее и махнул рукой взволнованной охране: — Все нормально, задумался.

Воины-псы согласно закивали и выстроились вокруг меня в прежнем порядке. Наш кортеж уже второй день ехал по тракту Токайдо в монастырь Хоккэ. Воспользовавшись оперативной паузой в еще толком так и не начавшейся войне, я бросил все дела в столице и отправился с инспекцией в свой научно-промышленный центр. Нужно было срочно подстегнуть прогресс в военной области. И у меня на этот счет возникла пара неплохих идей.

Если же быть честным до конца, то еще одной причиной моего отъезда стало желание разобраться в спокойствии со своей личной жизнью. А она у меня заложила крутой вираж. Попав в Японию, я невольно унаследовал семью прежнего владельца тела — Ёшихиро Сатоми. А именно — красавицу-жену Тотоми Сатакэ и сына Сатоми Киётомо. Если с малолетним ребенком проблем не возникло — им занимались няньки, — то с супругой пришлось буквально сожительствовать с нуля. Конечно, кое-что удалось списать на удар копьем по голове, кое-где помогли обойти острые углы постоянные разъезды. Потихоньку жена привыкла к «новому» даймё, и мы даже регулярно делили одну постель. Я, конечно, посчитал циклы Тотоми и старался не заниматься с ней любовью в те дни, когда зачатие наиболее вероятно. Ну а вдруг меня высшие силы выдернут обратно в будущее, а тут, в опасном Средневековье, останется беременная супруга? Это, прямо скажем, безответственно.

Во всем остальном Тотоми меня полностью устраивала. Аккуратная, верная, временами очень чувственная… Очень неплохо вела дела клана — ей всегда можно было поручить любой сложности финансовые расчеты, управление людьми (одних слуг в нашем замке Тиба было больше сотни человек). В общем, если не идеальная женщина, то минимум отличный деловой партнер, на которого во всем можно положиться. Именно так мне с самого начала и представлялся правильный брак. Любовь проходит, эндорфины в крови возвращаются на естественный уровень, а общие интересы и взаимное уважение остаются. Я так думал до тех пор, пока не услышал один необычный разговор.

Дело было через неделю после битвы у форта Киёсу. Из-за сильной контузии несколько дней я пролежал в беспамятстве, когда очнулся — узнал покои главного замка Эдо. Было уже темно, в комнате горел всего один фонарик. В изголовье, прямо как в мой второй день в шестнадцатом веке, сидели и разговаривали люди.

— Еще чаю, Саюки-сан? — как сквозь туман, я слышу вопрос жены, и знакомый женский голос отвечает:

— Спасибо, Тотоми-сан. Еще чашечку с жасмином.

Да, это же та самая Саюки — ученица гейши, что чуть не раскрыла мое попаданческое инкогнито.